Охотник за бабочками
Шрифт:
Уже за полночь, когда умные мысли в голову больше не приходили, а глупые сами куда-то подевались, куколка вздохнула. Тяжко так вздохнула. Словно на смерть свою смотрела и вздыхала. И говорит, глаза потупив.
— Ладно, мальчики. Возьму я грех на душу свою безгрешную. Будет вам завтра чудо. Только не спрашивайте, меня ни о чем. Не моя эта тайна.
Мы с Кузьмичем естественно сразу вопросами куколку и засыпали. Как поможешь, да как выкрутишься? А она только глаза от нас прячет, да слезы изумрудные редкие в траву-мураву роняет.
— Может, и зря я так переживаю, — говорит, — Только чувствует мое сердце
Сказала так, и отвернулась от нас
Кузьмич почесал за крыльями рукой, махнул на кокон и сказал:
— Пойдем-ка спать, дорогой ты мой командир. Утром не вечером, позор переносить легче.
Эту ночь спали мы с Кузьмичем, как ни странно, крепко. Сны мне не снились, да и Кузьмич во сне не буйствовал.
Утром, едва продрав глаза, поплелся я в ванную комнату. Дойдя до дверей на автопилоте, я обнаружил, что ванная заперта изнутри, чего не случалось с самого моего рождения. За дверями слышался звук льющейся воды и восторженное чирикание Кузьмича.
— Кузьмич, открой двери! Какого черта?
— Я принимаю ванну, — донесся голос Кузьмича.
— Какую ванну? Я ж тебе аквариум для этого выделил.
Дверь чуть приоткрылась и в щели показалась обиженная физиономия бабочки. На голове Кузьмича красовалась красная шапочка с цветочками, а в руках он с трудом удерживал вибромочалку.
— Аквариум для меня мелковат, командир. Хотелось что-нибудь покрупнее.
Я оттеснил Кузьмича и заглянул внутрь.
Когда Кузьмич говорил о вещах более крупных, чем аквариум на двадцать стандартных ведер, он имел в виду, что и сама ванная комната для него маловата. Вода из кранов давно заполнила мое личное гигиеническое корыто и переливалась через край, образуя на полу здоровую лужу. Почему не сработала система безопасности, непонятно. Скорее всего, Кузьмич, по собственной прихоти отрубил ее на неопределенное время.
В этом импровизированном море плавали куски пены, пластмассовые лебеди и уточки.
Мне оставалось только сказать неопределенное «мда» и потребовать незамедлительно покинуть помещение всех незаконно вторгнувшихся. А чтобы было понятно к кому именно обращены мои слова, я пинком выкинул из ванной комнаты намыленного Кузьмича. В аквариуме обмоется. В том самом, в котором я развожу африканских пираний. Редкой доброты рыбки.
Через полчаса я встретил Кузьмича около оранжереи. Он недоуменно разглядывал витрину, которая была сплошь залеплена белой паутиной.
— Ни фига не видать. Опять она творит неизвестно что. Говорил я тебе, командир, говорил же.
Говорил, говорил. Кузьмич многое чего говорил. Про поцелуи дурацкие, например. Сейчас бы висела наша куколка, молчала в свой кокон, и никаких проблем.
Я осторожно постучал в двери, попробовал открыть их, но они оказались запертыми. Прям день закрытых дверей какой-то.
Кузьмич был менее галантным. Он забарабанил пяткой и заорал:
— Эй, крошка! Пришел твой папочка. Открыва-ай! Пора в филармонию. А то дверь выломаю.
— Не готова я еще, — донесся голос Куколки, — Вы уж, мальчики, без меня идите.
— А-а… Что значит идите?
— А я попозже саму приду.
Мы с Кузьмичем переглянулись. Совсем у куколки кокон поехал. Сама. Да она и шагу не сделает.
— Поверьте мне, мальчики. Все будет хорошо.
Последнюю фразу она даже пропела. Вот так: — «Все будет хорошо!!!». А я и не знал, что у нее есть музыкальные способности.
— Поверим? — Кузьмич был как никогда серьезен.
А что нам еще оставалось делать.
— Только, вы мальчики, не удивляйтесь ничему, — пропищала из-за паутины и дверей куколка, — Может и не получится у меня, а может и получится. Но, все равно, если твой старик, то есть паПА, спросит, где это я, то скажи, соколик мой ясный, вот что. Мол, припозднилась она, носик свой пудрит. И все такое. А если вдруг услышишь перекаты громовые, не пугайся. Пусть все гости пугаются, а ты нет. Ты ж у меня смеленький.
Конечно, я смеленький. А чего пугаться-то? Но переспрашивать не стал. Сама не говорит, значит и не знает.
— Двигайте ножками то, — напутствовала нас куколка.
Уже по дороге на этаж паПА, Кузьмич, озабоченно нарезая пируэты, щебетал:
— Ну, командир, я тебе сегодня не завидую. Не знаю, что она там придумала, но ничего хорошего из ее затеи не получится. Поверь мне на слово. Прожил я не одну тысячу лет, повидал многое, но такой штучки не видывал. Подведет она тебя под петлю.
— Не вешают сейчас, — буркнул я.
— Тогда под камеру электрическую. Или в поселенцы. Разницы маловато. А ты чего сегодня без смокинга? Ну и правильно. Перед кем там красоваться? Так и иди. В тапочках домашних, да пижаме полосатой.
Пристыдил. Пришлось переодеться. Не в смокинг, конечно. Не люблю я это дело. Рубашечка, там, галстук. Штиблеты лакированные. По старомодному. Мода то нынче совсем другая. Шортики коротенькие, да маячки по пупень. Чтобы было видно красоту человеческую. А мне есть что скрывать.
Кузьмич, по случаю торжеств, надраил воском крылья. Я даже разрешил побрызгаться ему своим дезодорантом. Последняя разработка химиков — запах зеленого скунса.
Еще на подходе к гостиному залу слышна была музыка. ПаПА по поводу торжеств заказал Большой симфонический оркестр Земной Армии и Флота. В полном составе, со цветомузыкой. По коридорам, у стен, стоял почетный караул с квантовыми винтовками и в начесаных мохнатых шапках ушанках. Все молодцы, как на подбор, с искусственными усами и бородами. На груди сверкали десятки медалей со значками и аксельбантами. И ремень с золоченой бляхой до самого пупа. ПаПА говорил, что именно так ходили в прошлом бойцы отрядов специального назначения, которых в целях секретности именовали отрядами «дмб». Молодцы внимательно разглядывали всех проходивших мимо, изредка отдавали честь, и стреляли, шутя, по гостям. Гости радостно улыбались и падали на пол.
По коридору сновали дворецкие, таскающие здоровые подносы с едой и питьем.
— Смотри, как папенька твой старается, — Кузьмич жадно принюхивался к пролетающим мимо подносам, — Смотри, смотри! Коньячок. Водочка кристальная. Салат «оливье» потащили. А вон грибочки маринованные.
У дверей в гостиный зал нас остановила охрана. Здоровые мускулы-переростки под два семьдесят ростом приставили меня к стене и тщательно проверили на предмет оружия. Мои попытки доказать, что я жених, а также вроде бы и хозяин дома, ни к чему не привели. Правила одни для всех. Для этих ребят что хозяин, что простой человек, что гражданин, что урод.