Охотник за головами
Шрифт:
Правая рука задела что-то мягкое, дышащее теплом, недовольно всхрапнувшее. Потом по засидевшейся пятой точке сильно ударило, Акселя бросило вперед, качнуло в сторону блестящей поверхности, желудок сжался комом, голова быстро поняла, что он не успевает схватиться за что-нибудь. Кнакер закрыл от страха глаза, плеснула мысль о том, что он не умеет плавать… и чья-то рука надежно схватила его за добротный, обшитый мягким и густым бобровым мехом, ворот плаща.
– Ну, ты даешь, – басовито хохотнуло сзади, – надо ж так было моему мерину разойтись, чтобы он тебя пнул.
Аксель судорожно и неловко завертел головой, стараясь углядеть, что же у него спиной. Держа Кнакера за шиворот, склабился ражий детина с наполовину сивой бородой. Детина поражал ростом, грудью бочкой и широченными плечами, на которых вот-вот разойдутся прочные швы лосиного длиннополого кафтана. Борода и воинственно закрученные вверх усы дрожали от его хохота. Коняга недовольно фыркнул и слегка заржал. И ладно
Аксель напыжился, собираясь поставить всех на место. Потом посмотрел на солидного размера меч на поясе владельца коня, на его бандитскую рожу… и передумал. Здесь не город, и все его положение не станет спасением, если вдруг бородатый вздумает обидеться. На дозорных полагаться не приходилось, не жаловали они портовых, совсем не жаловали. А тем временем впереди возникала черная масса озерного города, пристани и пирсы, дома на островах и на сваях, и мачты, мачты, мачты пришвартовавшихся судов. Сеехавен наплывал, становясь все более и более ощутимым. Светился уже загорающимися на ночь огнями фонарей, окон, улиц. На выдающемся в озеро мыске вовсю полыхал промасленными бревнами маяк. Вот Аксель практически и добрался до дома.
Город возник здесь не сразу, не с бухты-барахты. Плавно, медленно и постепенно он рос, становясь с каждым десятком лет все больше и весомее. Посреди громадного, сверкающего, как зеркало, озера находились несколько островов. Длинные и высокие, каменистые черепахи, выпирающие поверх водной глади своими каменными спинами. С песчаными отмелями и удобными спусками к ним, поросшие лишь мхом и невысоким кустарником, благодать для уставших от пути и качки моряков и их пассажиров. На островах издавна останавливались купцы со своими караванами, отдельные и одинокие суда совсем уж лихих торговцев, военные экспедиции, паломники и прочий, не имеющий своей четкой жизненной цели сброд.
И вот ведь каприз природы – эти каменные черепахи стали такими удобными для мореходов. Между двумя крайними островками и правым берегом озера расстояние было небольшое, а глубина оказалась весьма приличной. Как раз чтобы могло пройти даже морское судно, поднимающееся по руслу одной из нескольких, впадающих и, наоборот, вытекающих из озера рек. Потому, как только возникло на островах первое серьезное и постоянное поселение, первым делом его жители сделали простенький разводной мост. Его уже давно не было, снятые канаты, ставшие тонкими и вытертыми, хранили как реликвию в городском совете. Там же стояли тяжелые простые кресла с высокими спинками, сделанные из мостовых опор. Реликвия, память о прошлом, о времени, когда самые первые горожане, бывало, радовались найденному в запасах мешку жесткого и совершенно сухого гороха. И не садились за стол в первые десять лет в парче, атласе и шелке, богато вышитых золотой и серебряной нитью. Хотя… не к этому разве стремились те, кто основал город? Не к тому, чтобы сладко есть-пить, спать на пуховых перинах и чтобы даже мост стал каменным? Долговечным и украшенным красивой резьбой, для которой приглашали камнетесов с самого Безанта. Для того, как же еще-то? Потому и стояли в городском совете кресла, целиком сделанные из опор старого, хорошо прослужившего деревянного моста. А на его месте, уже покрытые зеленым ковром мха, высились каменные быки нового, под которым легко проходил даже двухмачтовый северный когг.
На другом берегу раньше, чем отстроились, поставили сторожевые башни. Вот их-то сразу клали основательно, на века, подгоняя один к одному тяжелые валуны, поднимаемые с берегов. От тех башен протянули к островам несколько крепких цепей, которые запросто могли задержать проходящие суда с большой осадкой. Вначале заселяли только острова, пока на них места хватало. Потом начали вбивать в дно сваи, благо песчаных отмелей у островов хватало. А как город разросся настолько, что места и для свай стало не хватать, так перебрались на берега. Сначала строились по стороне нового разводного моста, который с того времени почти и не разводился, благо запас по высоте оказался основательным. Сделали его наполовину каменным, лишь в середине оставили разводную часть, под которой в четко обговоренное время проходили разгружаться большие суда. Один из трех больших островов со временем превратился не просто в речной порт, пусть с удобными пристанями. Нет, выбранное верно и с наметками на будущее место оказалось золотым. Работа редко когда утихала даже до полуночи, когда входили и спешно швартовались последние, припозднившиеся гости. На других островах, постепенно снося деревянные лачуги и завозя камень, строились самые лучшие люди города. Там же размещался городской и купеческий советы, суд и небольшой участок свободной земли, оставленной для городской площади. Все это среди жителей, да и приезжих
Дома за мостом, на берегу озера, окрестили Замостной слободой. Имя прижилось, и его жители никак иначе и не называли свой район. На противоположный берег тоже перебрались, думали строить длинный мост, а потом передумали. Сделали по приказу четвертого бургомистра дамбу, на ней небольшую крепостцу и подвели к ней два канатных парома. Эту часть города, с рыбным и привозным рынками, окруженными выросшими за несколько лет кварталами поселковых домов, нарекли Правобережьем. Вот так городские власти и получили город из трех частей, две из которых постоянно росли и увеличивались. Товары шли постоянно, приостанавливаясь лишь в половодье, когда только самые отчаянные, а может, просто слишком жадные купцы рисковали идти по Сиверу и его сестрам вверх и вниз. В Сеехавен съезжались торговать с разных сторон, и ни один из живших по соседству монархов не мог наложить свои налоги с податями, что только прибавляло городу веса в коммерческих и деловых связях. Все попытки окрестных государств, что больших, что малых, установить здесь собственные порядки так и не закончились успехом. Золото может купить все что угодно, и сталь в том числе. Наемники Сеехавена и грамотная политика совета, покупавшего услуги и дружбу то одного, то другого местного князька, много раз доказали, что свои деньги отрабатывают не зря. Над прилегающими к Сеехавену землями город установил твердый и жесткий контроль.
А уж после этого горожане тесно и настойчиво занялись самим Сивером, и вниз по течению, и вверх. Занялись хорошо, продвинулись далеко, попутно вновь передравшись с доброй половиной соседей. Несколько раз отбивали серьезные нападения уже не совсем местных монархов, которых они территориально не задевали, а вот насчет денег, которыми делиться не хотели… Зарвавшихся горожан пытались одолеть и гордые рыцари дюка Брента, владевшего Нортумбером, и гвардейские копейщики Линния Варгаса из Пешта. Ни у тех, ни у других не получилось. Три года на памяти Алекса Кнакера, тогда еще простого писца на пристани, все близлежащие леса и пашни пропахли кровью этих мясорубок. Рубились со всех сторон, не жалея ни себя, ни врага. Но не зря же Безант был единственной империей во всем известном мире. Если и не сам Кесарь-Солнце, так его министры отличались завидным прагматизмом, чутьем и гибкостью. Война, сжирающая жизни и деньги и практически ничего не дающая взамен, прекратилась. Пакт о примирении и торговом союзе, взаимной военной поддержке, выплате двусторонних контрибуций, что было делом совсем небывалым. А уж с дюком, лишившимся поддержки с юга, разобраться было делом простым. Ни сил, ни средств ему не хватило, чтобы продолжить борьбу с упрямыми и не признающими хозяев горожанами.
После этого Сеехавен оставили в покое. Через три года тот же дюк Нортумбера даже заключил пакты о соседской дружбе и взаимопомощи. Так что последние пятнадцать лет город спокойно разрастался, становясь единственной торговой столицей на триста верст в округе. Культурной тоже, этого не отнять. В Сеехавене появились начальные школы, учебу в которых оплачивал городской совет, заинтересованный в новых и грамотных жителях, необходимых для расширения влияния в будущем. Открыл несколько кафедр университет Сайеннтоль, породив в городе ранее не виданных жителей – студентов, заявивших о себе громко и нахально. Будущие юристы, схоластики и врачи, как по мановению магического жезла, разом стали появляться повсюду и везде. Редкая потасовка обходилась без их участия, не говоря про выпивку в портовых кабаках, где жаки настойчиво задирали моряков. Аксель помнил, как негодовали старые советники, из тех, что вели войну с Нортумбером. Дескать, выгнали их взашей в свое время, хорошо что без порток не оставили. А теперь, что за времена, дети нортумберцев учатся в нашем же университете. Какое такое разрешение и договоренности, как подобное возможно?!! Они ведь, вражины, лютые, что твои волчары, только в овечью шкуру закутавшиеся. Так, мол, и ждут, как бы прижиться, своими стать и подло, в подбрюшье, воткнуть нож пригревшим их дуралеям. Помянете тогда наши слова, да поздно будет. Бургомистр вздыхал, пожимал плечами и принимал половину все новых взносов от баронов, графов и прочей аристократии, желавшей дать образование чадам. А чада, как водится, плевать хотели на головные боли и проблемы родителей и вовсю кутили и обнимались друг с другом, редко когда меряясь знатностью или достатком.
Храмы в городе росли как грибы после дождя. Монотеизм не приветствовался, слишком много разного разного люда постоянно здесь находилось. В Сеехавене допускалась даже магия, в той ее части, которая не касалась некромантии. А Огненная палата, отвечавшая за порядок в головах и душах горожан, жестко и твердо контролировала тех, кому не было места в большинстве цивилизованных стран. В общем, многое в Сеехавене привлекало людей, не желавших жить только по одному закону и молиться одному богу. А если человек вдобавок был работящий или предприимчивый, так лучше места для себя мог и не найти. Поэтому и текли золотые реки в городской совет и казну. Ну а, к слову, самой большой гордостью городского совета было проведение канализации на Каменном острове.