Охотник желает знать
Шрифт:
– То есть вы хотите сказать, что у вас архив Дарькина?
– Именно.
Юлия Дмитриевна вздохнула.
– Кажется, я начинаю понимать. Вы просмотрели фильмы и решили меня шантажировать?
– Побойтесь бога! – возмутился Гречин. – Зачем мне это надо? Фильмы забавные, но и только. Там же никакого криминала. Люди занимаются любимым делом, не противозаконным. Какой тут может быть шантаж?
– Хорошо, – согласилась Дарькина, – спрошу иначе. Сколько вы хотите за то, чтобы я получила назад вещи, которые милиции… простите, полиции не принадлежат?
– Закончу расследование и верну вам диски.
Дарькина задумалась.
– Судя по тому, что я видел, – продолжил Алексей, – вы очень близкие подруги, так что сами решите, кто имеет больше прав.
– Не надо звать никакую Илону! Начнем с того, что она разрушила мою семью. Ребенок остался без отца, я потеряла любимого мужа. Вы, конечно, можете считать, что я пытаюсь ввести вас в заблуждение, но, честное слово, я все это делала из любви к нему. А Илона… Илона – маленькая злобная тварь. Вы что, думаете, она ребенок невинный, губки детские и все такое прочее? Да она в свои губы поллитра ботокса закачала! Вы в курсе, что девчонка с десяти лет жила со своим отчимом?
– Как это? – не понял Гречин.
– Очень просто – состояла с ним в интимной связи при живой матери. Она же родом из маленького городка, точнее, с какой-то станции, где одна только пьянь да шваль. Отца родного не помнит. Ей было девять лет, когда мать снова вышла замуж. Новый муж взял в аренду буфет на вокзале, и мать Илоны вкалывала там сутками, чтобы не брать сменщицу, не делиться доходами, а супруг тем временем совратил ее дочь. Родительница об этом узнала, но скандалов не устраивала – боялась потерять мужа и те деньги, что получала в его буфете. Весь их городок просто задыхался от нищеты – там ни промышленности, и вообще ничего. Так что Илона жила с отчимом до тех пор, пока не уехала поступать в институт. А дальше вы все знаете. Кстати, мужик потом к нам заявился, хотел с Дарькина денег снять за амортизацию падчерицы, но Герман позвал телохранителя…
– Петрова?
Юлия Дмитриевна задумалась, а потом сказала как-то в сторону:
– Не помню, кого именно.
Затем женщина посмотрела прямо в монитор, на котором видела Алексея:
– Короче говоря, педофилу так накостыляли, что он до вечера у нашего забора лежал, уполз, только когда темнеть стало. Илона смотрела, как ее первого мужчину колошматят, и улыбалась. Тот полдня кровавыми слезами умывался, а она даже не подошла. А ведь отчим ее восемь лет кормил, одевал, заботился о ней больше, чем о жене.
– Что стало потом с тем человеком?
– Не знаю. Илона сказала, что отчим покончил с собой. Вернулся домой и повесился. Но верить или нет – ваше дело. Учтите, она, повторяю, лживая маленькая тварь.
– Сколько Илона получила от Дарькина при разводе?
– Немного, тысяч сто евро, вероятно. И квартиру ей Герман купил. Потом подкидывал, но сколько – не знаю. У нее самой можете спросить. Правда, она соврет, как всегда.
– Герман Валерьевич вызывал ее на съемки и платил?
– Где-то так.
– Простите, Юлия Дмитриевна, а у вас никогда не возникала мысль, что Герман Валерьевич был… немного сумасшедший?
Вторая жена Дарькина покачала головой.
– Нет,
– Из кого выпускал?
Юлия Дмитриевна обиделась и сбросила вызов.
Гречин и так понял, что переиграл. Ничего нового не узнал, и вообще непонятно, для чего позвонил – узнать подробности сексуальных утех людей, одуревших от свалившихся на их головы денег? Так ведь подробности и сам видел – на дисках. Кстати, а зачем Дарькин снимал свои «фильмы»? Неужели у него возник комплекс оператора-неудачника, проснулась память о школьном прошлом, когда он мечтал пробиться в волшебный мир кино?
Зазвучал звонок – теперь уже Юлия Дмитриевна вызывала его по скайпу.
– Господин майор, – заговорила женщина официальным тоном, – у меня к вам деловое предложение. Вы в курсе, что мой сын – единственный наследник Дарькина, и до достижения им полного совершеннолетия деньгами буду распоряжаться я. Так вот, мне бы хотелось, чтобы известные вам диски больше никто не смотрел, чтобы они были изъяты из дела и переданы мне. Я за это хорошо заплачу. Какая сумма вас удовлетворит?
– Я же сказал: скоро получите даром.
– Не хочу даром. Я сама хочу заплатить вам, чтобы быть уверенной в том, что нет копий. Сто тысяч евро я смогу дать через полгода, а десять процентов от суммы в качестве аванса хоть сегодня.
Алексей покачал головой.
– Даром отдам.
Юлия Дмитриевна вздохнула, а потом облизнула губы, глаза ее заблестели.
– Может, мы встретимся в более приватной обстановке и обсудим детали?
Гречин усмехнулся.
– Думаю, ваша идея не понравится тому мужчине, с которым вы встречаетесь сейчас. Ведь у него, кажется, взгляды на подобные вещи иные, чем у покойного Германа Валерьевича.
Майор сказал это просто так, не подумав даже. Слова сами сорвались с его языка. Но Дарькина напряглась, буквально застыла, не зная, что ответить. Ее рука потянулась к клавиатуре компьютера, чтобы прервать разговор, но в последний момент Юлия Дмитриевна поняла, что таким образом выдаст себя с головой. И произнесла равнодушно, даже слишком равнодушно:
– Не знаю, о чем вы. Я ни с кем не встречаюсь.
– Мы оба знаем, что это не так. Мы оба знаем, кто этот человек.
– И кто же?
Было видно, что женщина испугалась. Она ждала ответа, словно решения своей судьбы. А Гречин не знал, что отвечать.
Его спас звонок мобильного. Звонил Бурцев. Алексей поднес трубку к уху.
– Слушаю тебя, старший лейтенант.
И тут же, повернувшись к монитору, на котором застыла Юлия Дмитриевна, сказал:
– Простите, у меня служебный разговор.
И отключил скайп.
– Товарищ майор, – донесся из трубки взволнованный голос Бурцева, – меня только что вызывал полковник Павловский. Вызвал и сказал, что давно ко мне присматривается… О как! Я-то думал, он меня вовсе не замечает. Но не в том суть. Полковник заявил, дескать, есть мнение, что надо меня продвигать, и он прямо сейчас готов отправить в кадры представление на присвоение мне звания капитана досрочно. Потом добавил, что похлопочет о моем переводе на более ответственную должность, а взамен попросил приглядеть за вами.