Охотник желает знать
Шрифт:
– В каком смысле? – не понял Алексей.
– Павловский сказал, что на вас сигнал поступил нехороший. И надо бы обращаться в службу собственной безопасности, только лично он доносам не верит. И вообще майор Гречин на хорошем счету у начальства, отличный опер, но все равно, раз сигнал есть, приходится реагировать. Поэтому полковник поручает мне следить за вами, узнавать, куда ходите, с кем встречаетесь, с кем и о чем по телефону говорите…
– Отлично. А как ты должен это делать? Ведь я в отпуске.
– Павловский велел вам позвонить, встретиться, выпить с вами, но так, чтобы вы опьянели, а я – не очень,
– Полковник забыл, видимо, что дело закрыто. Какие улики, когда и подозреваемых нет и не было?
– А что мне делать?
– Подъезжай. Приказы начальства надо выполнять, а просьбы тем более.
На двоих они выпили выставленную Алексеем литровую бутылку «Балантайна». Бурцева, непривычного к виски, немного развезло. Правда, старший лейтенант, пока шел от метро, уже заправился парой бутылок пива, а третью принес Гречину, хотя позже опустошил ее сам. А потому то, что ему посоветовал Гречин, запомнить не решился и записывал под диктовку.
Доложить полковнику Павловскому надлежало следующее. Гречин, которому старший лейтенант принес литр виски, окосел не сразу, но все же поплыл основательно и рассказывал многое. Оказывается, в деле Дарькина майор что-то зацепил. Все интересуются какими-то записями видеонаблюдения и домашними фильмами. Но диски куда-то пропали из опечатанного дома. Гречин их не брал, но почти наверняка знает, у кого они. Имени того человека майор не назвал, потому что информация дорого стоит. Кроме того, Гречин считает, что бизнесмен Дарькин вовсе не повесился, а был убит, просто эксперты плохо сделали свою работу, огорченные смертью коллеги Круглова. Кстати, в доме Дарькина велось внутреннее видеонаблюдение, только камер следственная группа не обнаружила – их взял тот, кто убил Дарькина. Однако есть свидетель, который кое-что видел. Кто такой тот свидетель, майор не сообщил.
Бурцев старательно все записал, а потом спросил своего шефа:
– А зачем все это говорить?
Не отвечая на вопрос, Гречин сунул в сумку старшего лейтенанта пустую бутылку из-под виски и велел предъявить ее полковнику.
– Скажешь, что кассовый чек остался у меня дома вместе с упаковочным пакетом.
Подчиненный, слегка покачиваясь, ушел.
Гречин, убирая со стола, подумал: «И в самом деле, зачем это все говорить Павловскому?» Было не поздно позвонить старшему лейтенанту и отменить задуманную «операцию», но Алексей не успел, с работы вернулась Марина.
Глава 15
Когда Марина впервые осталась у него на ночь, Гречин сказал ей:
– Позвони маме, предупреди, что не придешь сегодня.
Девушка отмахнулась.
Через несколько минут он напомнил.
И тогда Марина сказала:
– Перебьется.
Затем, увидев его удивленные глаза, объяснила:
– У нас сложные отношения.
Алексей заезжал за Мариной домой, но та никогда не просила его подняться в квартиру, наоборот, говорила, чтобы ждал внизу. Позже, когда Гречин уже сделал любимой предложение, в день, когда они собирались подавать заявление, майор все же поднялся и позвонил в дверь. Открыла мама девушки.
– Здравствуйте, Елена Ивановна, – произнес
Женщина растерялась настолько, что молча застыла на пороге, а потом сделала попытку захлопнуть створку. Но Алексей опередил ее движение, объяснив:
– Я за Мариной.
– Проходите, – тихо произнесла Елена Ивановна.
Ей было около сорока пяти, а выглядела она затравленной жизнью. Женщина молча прошла в комнатку и прикрыла за собой дверь. Марина сидела на кухонной табуретке и наносила последние штрихи макияжа. Увидев Алексея, девушка опешила, понимая, что тот заметил окружающую ее бедность: квартирка однокомнатная, кухня крохотная, мебель старая и убогая. И то, что Марина сидела среди всего этого в роскошном платье и дорогих туфельках, казалось нелепостью – она смотрелась, как тропическая бабочка на помойке в заброшенном провинциальном городке.
Конечно, ей не хотелось, чтобы жених видел, как она живет. Но Алексей уже вошел, и потому Марина осталась спокойной, словно ничего страшного для нее не случилось.
Произнесла спокойно, даже не обернувшись к нему, продолжая смотреться в небольшое зеркальце, стоявшее на столе и прислоненное к сахарнице с обломанной ручкой:
– Подожди минутку. Последний мазок, и я буду готова.
Когда ехали в машине, Марина вдруг стала говорить, что с мамой жить тяжело, что у них разные взгляды на жизнь…
Но Гречин все понимал. И сказал:
– Успокойся. Я знаю, что ты не королевских кровей. Я тоже не из графьев. Так что все у нас будет нормально.
Девушка кивнула, однако успокоиться не могла.
– Ты не сказала маме, что выходишь замуж? – спросил Алексей.
Марина покачала головой, глядя на пролетающих мимо дома птиц и явно готовая расплакаться.
– Возможно, Елена Ивановна приняла меня за кого-то другого? – уточнил Гречин.
– За судебного исполнителя, – вздохнула девушка. – Мама набрала кредитов, а рассчитаться не может. Теперь трясется от каждого звонка.
– Сколько она должна?
– Не в том дело. Я давала ей деньги. Мама гасила кредиты, однако потом все повторялось снова.
– Сколько? – повторил Алексей.
– Почти двести сорок тысяч рублей сейчас ее долг банку. Но не вздумай…
– Все! – не дал спутнице договорить Гречин. – Сейчас подадим заявление, заскочим домой, оставим машину и поедем обедать. Я столик заказал.
В тот вечер они вернулись в его квартиру. Утром майор подвез невесту на работу – была суббота, но у Марины остались незавершенные дела, – высадил ее у полосатого шлагбаума и поехал к ней домой.
Елена Ивановна открыла дверь и поздоровалась.
Гречин представился:
– Я – Алексей. Мы вчера с Мариной подали заявление.
Женщина посмотрела на него удивленно.
– Марина разве не сказала?
Взгляд Елены Ивановны стал испуганным. Покачав головой, она молча отступила, пропустив внутрь, быстро захлопнула дверь в комнату, чтобы он не увидел покосившуюся от старости мебель.
Прошли на кухню, сели за стол. Алексей сообщил, на какой день назначена регистрация брака и в каком ресторане намечено праздновать свадьбу. Мама Марины слушала молча, и непонятно было, обрадована она известием или, наоборот, расстроена. Потом губы ее задрожали, и женщина отвернулась к окну, чтобы гость не увидел ее слез.