Охотник
Шрифт:
— Или возьмите норку там, на западе. Из всей наживки признает только крутое яйцо. А если не дашь ей крутых яиц, она отправляется на берег океана и преспокойно дожидается, пока он выкинет ей рыбу на обед. Вот это места! — сказал Рой. — Даже бобер способен облениться. Без крайней нужды и запруды не построит, разучился прокладывать протоки. Живет себе рядом с фермерами и обгладывает фруктовые деревья, Есть у него там летняя нора, зимняя нора — и все. Да, бобер в Калифорнии живет припеваючи.
Все посмеялись, и Рой громче других.
— Разве не так, мистер Бэрк? — спросил Рой.
— Да когда же ты был в Калифорнии? — допытывался Зел.
— Расставлял я там однажды капканы, — сказал Рой. — Золотая это была ловля!
Джек часто
— Вот я расскажу вам, что видел в одной бобровой хатке, — сказал Рой.
— Где? В Калифорнии? — недоверчиво спросил Зел.
— Нет. Здесь, на Четырех Озерах, несколько лет назад, — ответил Рой. — Я набрел как-то на заре на бобровую хатку и нашел в ней старого бобра, который храпел во все завертки. — Рой сказал это так серьезно, что все поверили ему, хотя и рассмеялись. Так разговор попал в намеченное Бэрком русло. Он вылился в диалог между Бэрком и Роем, из которого Бэрк и так и этак выуживал все, что ему требовалось.
Рой упивался своими лесными былями, а этого только и хотелось Джеку. Рой сидел на ларе у окна, жевал свою жвачку «Принца Альберта», хлопал себя по коленям, дойдя до чего-нибудь особенно его забавлявшего, напускал на себя серьезный вид, когда надо было быть серьезным, но в сущности его слова были обращены к Бэрку: Рой как бы призывал его своим авторитетом оспорить их достоверность, нарочно мешая выдумку с правдой, серьезное с шуткой, чтобы вызвать Бэрка на спор и тогда как следует с ним поспорить. Но Бэрк только спрашивал и слушал.
Иногда дело доходило до явных нелепостей.
— Видели вы когда-нибудь лису, — с серьезным видом спрашивал Рой у Бэрка, — как она влезает в озеро, зажав в зубах ветку, и ждет, пока все паразиты не соберутся на ветке, а потом выпускает ее из зубов, а сама плывет к берегу?
Заговорив о лисе, Рой рассказал, как лиса, преследуя зайца, идет за ним след в след, как лиса балансирует хвостом на бегу. Исчерпав рассказы о лисе, он перешел на рысь. Как неуклюже она преследует зайца, прыгая и увязая в снегу, вместо того чтобы скользить по нему, как на лыжах.
— Знаете, рысь охотится за добычей по большому кругу, как траппер по цепи капканов, — говорил он Бэрку. — И знаете, она при этом пользуется человечьей тропой.
Бэрк и на это промолчал.
За рысью пришел черед медведя.
— Медведь убивает, — говорил Рой, — только когда не может иным путем добыть себе пищу. Подобно всем большим животным, он охотно жил бы в мире. Вы знаете, он делится со скунсом своей добычей. Или норка… Однажды, — сказал Рой, — я раскопал ее нору, которая была сплошь набита лягушками, аккуратно сложенными одна к одной, как сардины. Или лось… Лося нельзя утопить, даже если застрелишь его на глубоком месте. Или рысь… Знаете, попав в воду, она плывет непременно по прямой. Или олень… Замечали вы когда-нибудь, как олень, совершенно без всякой причины, вдруг снимается с пастбища и вихрем несется напролом сквозь заросли, а потом опять, как ни в чем не бывало, начинает щипать траву?
Рассказам Роя не было конца, но Бэрка они увлекали не меньше, чем самого Роя, и он охотно делился с Роем своим знанием лесных зверей, знанием несколько другого рода. Бэрк рассказывал, что бобер, поев водорослей, расстраивает себе желудок. Он рассказал Рою, что медведь залегает в берлогу из-за недостатка пищи, а не по какому-то инстинкту. Что на несколько месяцев задерживается развитие зародыша медведицы: он начинает быстро развиваться только тогда, когда она залегает на зиму в теплую берлогу. Что полосатый суслик, этот классический зимовщик, во время зимней спячки сбавляет пульс от нормальных трехсот ударов в минуту до четырех.
Знания Бэрка были также безграничны, но он отбирал из того, что ему было известно, только лучшее, чтобы произвести этим впечатление на Роя. Он объяснил, как от изобилия или отсутствия зайца и лемминга зависит вся жизнь леса, потому что они являются основной пищей плотоядных. Как заяц размножается до какого-то предела, а потом по каким-то странным причинам подвергается желудочному заболеванию, истребляющему его почти начисто, и тем самым временно задерживает весь цикл лесной жизни впредь до начала нового усиленного размножения. Это был наиболее обнаженный пример жизненного процесса в лесу, и Рою нравилось, когда ему объясняли его в таких специальных терминах. Бэрк привел еще пример: лемминг — маленькая северная мышь — кочует тысячными полчищами, когда размножение становится несоразмерным с доступными пищевыми ресурсами; лемминг перекочевывает на юг через озера и реки и, наконец, тонет миллионами в реке Святого Лаврентия, переплыть которую не в силах. Бэрк показал Рою, как наличие или отсутствие этих двух животных определяет судьбу остальной дичи, потому что голодовка распространяется на все виды животных. Лиса и рысь за неимением зайцев вынуждены охотиться на норку, скунса и оленя. Волк тоже начинает гонять оленя, даже лося, подбирается к дикобразу, а иногда приканчивает и более слабых своих сородичей. Страдают все виды мышей, потому что всевозможные хищники усиленно преследуют их и на низшей точке определенного цикла уничтожают почти без остатка. Их судьбу разделяют куропатки, становящиеся основной пищей рыси, лисицы и норки, когда зайцев или мышей остается слишком мало. Нарушенные соотношения заставляют ушастую сову искать замену тому же зайцу и мыши и нападать на более крупных животных. Бэрк раскрыл перед Роем все течение этого процесса, и никогда еще ничто так не захватывало, так не будоражило Роя. Он позволял себе время от времени только рывок к печке, чтобы помешать дрова, или рывок к двери, чтобы сплюнуть через порог накопившуюся во рту жвачку.
Слушали и другие, и Джек понимал, что поступил правильно, затеяв все это. Джек сидел на скамье поодаль от огня, положив длинные руки на стол, и время от времени свертывал папироску. Изредка он вставал и подкручивал керосиновую лампу или тряс за плечо то и дело засыпавшего Зела Сен-Клэра, чтобы прекратить его заливистый храп.
Потом, когда Бэрк снова перевел разговор на подробные расспросы о дичи в Муск-о-ги, Джек понял, что надо этим людям от Роя, в частности, что надо от Роя Бэрку. Бэрку надо было получить подробные сведения о дичи на участке Роя, сведения, которых он не добился бы, не завоевав предварительно его доверия. Бэрк терпеливо обрабатывал Роя, пока не уверился, что тот готов рассказать все, что ему нужно узнать. Он задавал Рою точно сформулированные вопросы о следах лося и оленя, о направлении и протяженности их троп, о среднем числе бобров на одну хатку, о точном количестве ондатр на болотах. Бэрк требовал полной картины: чем питается дичь, где она по преимуществу водится (особенно норка и лисица), есть ли в округе волки и в каком количестве. Это были властные, почти резкие вопросы, но задавал он их так, что Рой невольно отвечал на них честно и точно.
Временами Джека пугало, что Рой подведет себя некоторыми из своих ответов, но Рой, хоть и увлеченный вопросами Бэрка, не обмолвился ничем, что могло бы выдать его незаконные действия. Да и Бэрк не настаивал ни на одном рискованном вопросе. Когда Рой готов был слишком явно обнаружить, что знает так много о весенних повадках бобра в его логове и о летних похождениях норки именно потому, что занимался внесезонным ловом, Джек попытался было перевести разговор на другую тему. Но Роя нельзя было сбить. В Бэрке он нашел человека, который знал о дичи не меньше самого Роя, который любил лес не меньше его, человека, который понимал не только борьбу и равновесие в природе, но и весь процесс лесной жизни.