Охотник
Шрифт:
Маска ребризера глушила голос, но Везунчик понял вопрос.
– Главный вход был поврежден. Какой-то мут ворвался в шлюз и всё там разнес. Автоматика сработала прежде, чем мы смогли что-либо предпринять.
– Есть еще кто-нибудь живой?
– Да, – ответил Сергей. – В торпедном отсеке восемь человек готовятся к выходу. Послали меня за инструментами, чтобы расконсервировать шахту.
Он взмахом руки указал на закрытый ящик.
– А что случилось с главным выходом? – спросил Ларионов. – Почему не через него?
– В торпедном отсеке сейчас безопасно. Он заперт,
– А зараженные?
– Два человека. Остальные Чистые. – Он замялся немного, поправился:
– Мы думаем, что они Чистые. На них костюмы и маски.
– Старший у них есть?
– Так точно. Капитан Лавочкин.
– Он Чистый? – на всякий случай уточнил Ларионов.
– Никак нет. Заразился.
Ларионову всё стало ясно – он слишком хорошо знал Лавочкина.
– А второй зараженный – его сын? – предположил он, уверенный, что угадает.
– Да, – подтвердил Везунчик.
Это объясняло, почему Лавочкин не выгнал из безопасного отсека второго зараженного. Вообще-то, ему и самому нужно было оставить Чистых, чтобы не подвергать их опасности. Но он воспользовался служебным положением, своим званием, наплевал на инструкции – ради того, чтобы спастись самому и спасти сына.
– В центральный лучше не соваться, – предупредил Сергей. – В ракетном отсеке тоже ничего хорошего. Я там был.
– Ясно. – Ларионов кивнул, просчитывая варианты спасения. Шансы были минимальные. Но всё же были.
– У Лавочкина есть план? – спросил капитан. – Или он просто, как крыса, бежит с крейсера?
– Я не знаю, – Сергей пожал плечами. – Я человек маленький.
– Впрочем, неважно. У меня есть свой план…
Где-то в глубине узких коридоров раздался надрывный крик. Жертва мута так долго кричать не могла. Видимо, инфекция добралась еще до кого-то из Чистых – и он сейчас умирал, заживо разлагаясь.
– Первым делом надо выйти наружу, – сказал капитан Ларионов и подтолкнул Везунчика, чтобы тот не торчал столбом, загораживая проход, а начал, наконец, двигаться. – На барже есть чистая лаборатория. Если доберемся туда, сможем перевести дух, пока бойцы зачищают крейсер от мутов. Если получится стерилизовать хотя бы несколько помещений, этого уже будет достаточно. Зараженные офицеры из числа выживших способны управлять крейсером… Не знаешь, многие ли выжили? Кто-то, возможно, уже снаружи.
– Я не знаю.
Сергей поднял ящик с инструментом, понес его, прижав к животу. Ларионов шел следом, прикрывал. Они спустились на палубу ниже, чтобы обойти жилой отсек, в котором, судя по воплям и шуму, их ничего хорошего не ждало.
Перед входом в торпедный отсек Ларионов подстрелил двух мутов. Они были слишком заняты, набивая брюхо человечиной, и заметили появившихся людей, только когда прозвучали первые выстрелы. Убить этих тварей оказалось непросто – капитан потратил два магазина, поливая свинцом рвущихся к нему тварей. Пожалуй, впервые в жизни Ларионов радовался тесноте подводного корабля – при столкновении с мутантами она оказалась спасительной.
Пробравшись к закрытому люку, Ларионов постучал по нему прикладом автомата. Везунчик с явным облегчением опустил тяжелый ящик, сел за ним,
– Эй, открывайте! – прокричал Ларионов, приложившись маской к холодному металлу.
– Условный сигнал – два двойных удара, потом один тройной, – подсказал Сергей.
Ларионов кивнул, постучал в дверь, как было ему сказано. Но ответа не получил.
– Либо они тебя не дождались, – повернулся он к Везунчику, – либо все умерли.
– Есть и третий вариант, – ответил Сергей. И словно в подтверждение его слов за стальным люком раздался вой, переходящий в какое-то гортанное клокотание. Мощный удар, казалось, сотряс всю переборку.
– Людей там больше нет, – сказал Ларионов и отодвинулся от люка.
Им пришлось вернуться назад и подняться на палубу выше. Они убили еще одного мута, наткнулись на завал из тел, практически полностью перегородивших проход, растащили их, заодно пополнили комплект боеприпасов и взяли себе по дополнительному стволу. Очень скоро это оружие им пригодилось – пытаясь пробраться к всплывающей спасательной камере, они оказались окружены мутами и уцелели только чудом, сбежав в шахту, ведущую на нижнюю палубу.
Внизу было немного спокойней. Здесь они встретили третьего – киповца Ефремчука, по кличке Манометр. Он без защиты и без оружия прятался в нише за трубами. Услышав негромкие приближающиеся голоса, он выбрался из укрытия, зашлепал дрожащими губами, словно пытаясь что-то сказать. Выглядел он жутковато – рваная, перемазанная кровью и грязью одежда, яркий вспухший ожог на щеке, заплывший глаз. И вел он себя очень странно. Ларионов даже решил, что Манометр обращается. Но секунды шли, а киповец не менялся – стоял на месте, дрожал, разевал рот.
– Что с тобой, Жора? – спросил капитан. Он подошел к Ефремчуку, заглянул в глаза. – Здесь есть еще кто-нибудь?
Манометр медленно повернул голову из стороны в сторону.
– Держись рядом, – сказал Ларионов. – Будем выбираться.
Он решил все же пробиваться к главному выходу. В конце концов, трое – это уже отряд. А оружия здесь хватает, стоит только поискать.
Жора Манометр немного пришел в себя, когда увидел, как капитан и матрос расправляются с застрявшим в двери мутом. Они измочалили ему всю голову, потом разрубили топором на две части, чтобы освободить проход.
– Им всем крышка, – сказал Жора, криво оскалившись. – Я их всех убью.
Ларионов поглядел на Везунчика, выразительно покрутил пальцем у виска. Спросил:
– Ты о чем, Жора?
– Реактор плавится, – ответил Манометр, отрешенно глядя куда-то в сторону. – Я вырубил автоматику и защиты. Они все тут сдохнут. Все.
– Что ты сделал?! – У Ларионова перехватило дыхание. Какое-то время он только и мог, что шлепать губами, словно передразнивая чокнувшегося киповца.
– Всё сгорит, – мечтательно говорил Манометр, улыбаясь все шире и шире. – Как Хиросима. Как Чернобыль. Полный распад. Радиоактивная пыль. Огонь. Прах к праху. Давно пора…