Охотники на мутантов
Шрифт:
— Чего тебе? — спросил он Степана.
Тот запустил пальцы в шевелюру и дернул.
— Там такое творится, такое! — возопил он в отчаянии. — Идем скорей, дядька Пахом!
Старик знал своего племянника давно и манеру паниковать по пустякам изучил, однако сейчас на лице Степана отражался неприкрытый ужас, какого Пахом давненько не наблюдал. Слегка струхнув, он выбрался из магазина, подхватил стоявший возле стены карабин.
— Орать-то чего? — сердито сказал он, шагая по пыльной дороге. — Так что происходит, спрашиваю? Или говорить от страха разучился?
— Сейчас увидишь, —
— Да не ной, — брюзгливо одернул старик, — ты внятно скажи. Группировщики возвертаются? Так мы им наплетем чего. Или лучше правду скажем, мол, страшный цыганище разворотил ихний магазин, но мы его спугнули, и он убег…
Степан вновь запустил руки в волосы и с силой дернул, выкрикнув:
— Если б они, дядька Пахом! А то ж вроде конец света настал, шта делать-та?
— Не мели ерунды, — отрезал дед. Миновав крайний дом, они остановились. Чтобы лучше видеть, старик взобрался на скамью под раскидистым кустом боярышника.
И обомлел.
Перед ним раскинулось когда-то колхозное, а нынче бесхозное поле, поросшее сорняком и луговой травой. Вдали, перед стеной аномального тумана, стояла роща. Земля вокруг осела, образуя большую, метров двадцать в диаметре, воронку — ту самую/на дне которой был провал, ведущий в Крепость.
Теперь из него лилась вода. Она уже почти затопила воронку, над озером колыхались кроны рощицы, сверху взволнованно кружились две вороны. Дед Пахом снял карабин с плеча, постучал прикладом о лавку. Глаза его, тонувшие в морщинках, радостно блеснули.
— Не вернутся группировщики-то! — воскликнул он, вновь накидывая ремень на плечо и возбужденно потирая руки. — Айда к магазину, Степанушка, уж теперь нам есть с чего поживиться… — Пахом захихикал, спрыгивая со скамьи, болотные сапоги его скрипнули.
— Да ты шта?! — возопил Степан, по-бабьи ломая тощие руки. — Там же ж Настька, опомнись!
Дед Пахом на секунду задержался, чтобы глянуть на племянника, который метался возле скамьи, порываясь бежать к озеру, но не решаясь.
— Да ты вконец одурел, племяш? Что нам с той шебутной девчонки? Все померли, в таком-то потопе не выжить, ну и ладно. А ну за мной, балбес! На крыше отсидимся. Надо патроны тудысь затащить!
И побежал обратно. Степан, напоследок дернув себя за шевелюру, рысью припустил следом, всполошенно крича:
— И еду, дядька Пахом! Да побольше, побольше!
Вода прибывала. Вскоре она достигла крайнего дома и размыла землю под скамейкой, на которой стоял дед Пахом. Наскоро присыпанная землей дощечка приподнялась. Небольшой водоворот вынес из ямы под ней сумку, течение поволокло ее вдоль забора, покачивая. Клапан зацепился за торчащий из доски ржавый гвоздь, и сумка остановилась. Воды становилось все больше, она клокотала, подмывая кусты и забор, шла мелкими волнами. Сумку дернуло, щелкнула кнопка, и клапан открылся. Следующая волна перевернула ее, наружу выплыло несколько бумажек. Волны набегали одна за другой, сумку качало, вода вымывала из нее деньги.
Пахом и Степан не видели этого. Они бежали со всех ног, чтобы успеть перетащить на крышу магазина патроны и еду. Позади них озеро
Приподняв головой круглую крышку, Цыган выглянул из люка. Окинул взглядом тесное полутемное помещение — бетонные стены, пыль по углам, приоткрытая дверь. Он присел, опустив руку, ухватил за шиворот Настьку. Девушка мелко дрожала, прижавшись к лестнице: ей было совсем плохо.
— Давай, — сказал Рамир и потянул ее вверх. — Всего ничего осталось.
Настька полезла, не открывая глаз, кое-как цепляясь за перекладины. Он выбрался на бетонный пол, свесившись, взял ее под мышки и вытащил. Девушка легла у края люка, свернулась калачиком. Ее трясло, штанина задубела от засохшей крови.
— Лежи здесь, — сказал Цыган, осторожно закрывая люк, чтобы крышка не стукнула. Шагнул к дверям, высунулся. Ни пистолета, ни ножа, ничего — без оружия он чувствовал себя голым. Взгляду открылось длинное помещение, под стеной пустые пирамиды из-под оружия. Окон не было, на противоположной стороне виднелась вторая дверь, а посередине посверкивали молнии «Электры», синие всполохи тускло озаряли комнату. Прижимаясь к стене, Рамир миновал аномалию, приоткрыл дверь, выглянул и надолго замер.
Кивнув самому себе, он вернулся в комнатку с люком. Настька лежала в той же позе, дышала она тяжело, с присвистом. Цыган поднял девушку на руки, а она будто не заметила этого, даже глаз не открыла.
Аномалия затрещала чуть громче, но больше никак не среагировала, когда он пронес девушку мимо. Коротко скрипнула дверь, и Цыган шагнул наружу. Он стоял посередине большого КПП, вокруг было несколько бетонных зданий, деревянный дом с начисто прогоревшей крышей, невысокая кирпичная башенка. Сквозь проломы в ограде виднелись заросшие деревьями холмы Зоны. Ясное осеннее утро было тихим и прохладным. Настька пошевелилась, открыла глаза и без всякого выражения взглянула на Рамира.
— Плохо тебе? — спросил он сочувственно.
— Нога болит, — прошептала она. — Отпусти, я сама пойду.
Цыган поставил ее на землю, придерживая под локоть, повел к обгоревшему дому.
Они выбрались из-под земли в Оазисе — небольшом безопасном участке на севере Могильника. В доме не нашлось ничего полезного, кроме старого зубила, завалявшегося под сломанным плинтусом. Цыган решил, что вместо ножа сгодится, и сунул его за ремень. Настьке на свежем воздухе стало лучше, но ее все еще сильно знобило. Сталкер отдал ей свою куртку, заставил лечь на сломанную койку в задней комнате, накрыл драным одеялом, которое нашел в рассохшейся тумбочке.
— Отдыхай, — сказал он. — Надо осмотреться, я поднимусь повыше.
Рамир вышел наружу, огляделся, еще раз убедившись, что никого, кроме них, здесь нет, и направился к кирпичной башенке на краю КПП. Забравшись по шаткой приставной лестнице, он выпрямился во весь рост, вдохнул полной грудью. В голове было пусто, ни одной мысли. Ра-мир не думал о том, что делать дальше, как он покинет Зону и покинет ли ее вообще. Не думал о Слоне, Умнике и свободе, не вспоминал о том, что происходило совсем недавно в подземельях, — он просто смотрел вокруг.