Охотники за алмазами
Шрифт:
Джонни повернулся и взглянул на дюны. Вот и ответ. Одна из гиен сидела на вершине дюны, внимательно глядя на него. Голод и приближающаяся ночь сделали ее неестественно смелой.
Джонни выкрикнул ругательство и сделал угрожающий жест. Гиена подпрыгнула и скрылась за вершиной.
— Луна восходит сегодня в восемь. До этого времени отдохну — потом пойдем по холодку, — решил он и лег на песок рядом с Бенедиктом. Ощутил давление в кармане, достал алмаз и подержал его в руке.
В темноте гиены начали приближаться с кашлем и криками, и когда
— Пошли, Бенедикт. Мы идем домой. С тобой очень хотят поговорить несколько милых полицейских. — Джонни посадил Бенедикта, положил его руку себе на плечо, подставил свое тело и встал.
Постоял так, глубоко погрузившись в песок, удивляясь весу своей ноши.
— Будем отдыхать каждую тысячу шагов, — пообещал он себе и побрел по дюне, считая про себя, но зная, что снова поднять Бенедикта не сможет, если только не удастся обо что-нибудь опереться. Придется за один переход выбираться из песчаных холмов. — Девятьсот девяносто девять, тысяча. — Он считал про себя. Берег силы, сгибаясь под тяжестью, спина и плечи болели, песок задерживал каждый шаг. — Еще пятьсот. Пройдем еще пятьсот шагов.
За ним двигались гиены. Они проглотили окровавленные обрывки, оставленные Джонни в блюдце, и вкус крови привел их в истерическое состояние.
— Хорошо. Еще пятьсот. — И Джонни начал считать в третий раз, потом в четвертый, в пятый.
Джонни чувствовал, как что-то капает ему на ноги. Кровотечение возобновилось, и гиены глотали песок.
— Почти дошли, Бенедикт. Держись. Почти дошли.
Навстречу плыла первая группа залитых лунным светом скал, Джонни добрался до них и упал лицом вниз. Прошло немало времени, прежде чем он набрался сил, чтобы снять с плеч Бенедикта.
Он заново перевязал Бенедикта и дал ему глоток воды, которую тот сразу проглотил. Потом Джонни сам проглотил пригоршню таблеток соли и глюкозы и запил их двумя отмеренными глотками из бутылки. Он отдохнул двадцать минут по часам, затем, опираясь на одну из скал, снова поднял Бенедикта на плечи и пошел дальше.
Каждый час Джонни отдыхал в течение десяти минут. В час ночи они выпили последнюю воду, в два часа Джонни был абсолютно уверен, что пропустил сухое русло и заблудился.
Он лежал у плиты железняка, отупевший от усталости и отчаяния, и вслушивался в кашляющий смертоносный хор среди скал. Пытался понять, где он свернул с пути. Может, он шел параллельно руслу, может, пересек его, не узнав. Возможно. Он слыхал, что иногда заблудившийся натыкается на гудронированное шоссе и не узнает его.
Сколько хребтов преодолел он по пути? Он не мог вспомнить. В одном месте он оцарапал ногу о колючий куст. Может, это и было русло.
Он подполз к Бенедикту.
— Держись, парень. Мы идем назад.
В последний раз Джонни упал незадолго до рассвета. Повернул голову и взглянул на часы: света было достаточно, чтобы разглядеть циферблат. Пять часов.
Он закрыл глаза и долго лежал. Он сдался. Попытка была неплохая, но
Что-то мягко и украдчиво двигалось рядом. Неинтересно, решил он. Теперь, когда все кончено, хочется только лежать спокойно.
Тут он услышил фыркающие звуки. Раскрыл глаза. Гиена сидела в десяти футах, глядя на него. Нижняя челюсть ее отвисла, розовый язык свешивался из пасти. Джонни ощутил звериный запах, запах клетки в зоопарке, запах помета и гниения.
Он попытался крикнуть, но ни звука не донеслось изо рта. Горло перехватило, язык заполнил рот. Джонни с трудом приподнялся на локтях. Гиена отскочила, но без нелепой паники, как раньше. Лениво отошла, повернулась к нему в двадцати шагах. Улыбнулась, проглотив слюну.
Джонни подполз к Бенедикту и помотрел на него.
Перевязанная голова медленно повернулась, черные губы зашевелились.
— Кто здесь? — Сухой хриплый шепот.
Джонни попытался ответить, но голос снова изменил ему. Он болезненно откашлялся, прожевал, вырабатывая во рту хоть немного влаги. Теперь, когда Бенедикт пришел в себя, снова вспыхнула ненависть.
— Джонни, — прохрипел он. — Это Джонни.
— Джонни? — Бенедикт поднял руку и коснулся бинтов на голове.
— Что?
Джонни протянул руку и, лежа на боку, снял бинт с глаз Бенедикта. Бенедикт замигал. Свет стал ярче.
— Воды, — попросил Бенедикт.
Джонни покачал головой.
— Пожалуйста.
— Нет.
Бенедикт закрыл глаза и потом снова открыл, в ужасе глядя на Джонни.
— Руби! — прошептал Джонни. — Сержио! Ханси!
Лицо Бенедикта дернулось, Джонни наклонился и крикнул ему в ухо одно слово:
— Ублюдок!
Джонни отдохнул, с трудом глотнул и снова заговорил.
— Вставай! — Он посадил Бенедикта.
— Смотри.
В двадцати шагах в ожидании сидели две гиены, идиотски улыбаясь и щуря в нетерпении глаза.
Бенедикт начал дрожать. Он издал слабый мяукающий звук. Джонни медленно прислонил его к скале.
Снова отдохнул, опираясь на скалу.
— Я ухожу, — прошептал он. — Ты остаешься.
Бенедикт снова замычал, слабо покачал головой, глядя на двух пускающих слюну зверей.
Джонни надел рюкзак. Закрыл глаза и призвал последние остатки сил. С усилием встал на колени. Тьма и яркие вспышки закрывали поле зрения. Потом снова все прояснилось, он рывком встал. Колени подогнулись, и он ухватился за скалу.
— Забавляйся, — прошептал он. И, шатаясь, побрел в дикую черноту скал.
За ним мяукающий звук перешел в отчаянный вопль.
— Джонни! Пожалуйста, Джонни!
Джонни будто не слышал, он продолжал идти.
— Убийца! — закричал Бенедикт.
Обвинение остановило Джонни. Он прислонился для поддержки к скале и оглянулся.
Лицо Бенедикта было искажено, тонкая струйка крови стекала по губам. Слезы бесстыдно лились по окровавленным забинтованным щекам.
— Джонни… Брат мой… Не оставляй меня.