Охотники за черепами
Шрифт:
Вопрос о времени Афонтовой горы Савенков реши неожиданно просто. Находки в карьерах кирпичных заводов датируются, несомненно, палеолитической хой. Подтверждение этому смелому, но тем не менее очевидному и бесспорному для него выводу Иван Тимофеевич видел прежде всего не в типологии каменных орудий, как следовало ожидать, а в геологических и палеонтологических наблюдениях и выводах.
Изделия первобытного человека залегали в одном горизонте с костями мамонта, носорога и северного оленя в глине «постплиоценового» возраста. Поскольку никаких перемещений в слоях древней террасы, что позволяло бы говорить об искусственном смешении палеонтологических и археологических находок, не отмечено, то каменные и костяные орудия изготовлены древним человеком — современником мамонта и северного оленя. По мнению Савенкова, это была эпоха, когда началось вымирание мамонта, и (здесь следовало самое неожиданное), «следовательно, палеолитическая эпоха двигалась к концу»!
В конце сообщения Савенкова говорилось о предварительности его заключений. Он осторожно писал о «наблюдениях», «предварительных соображениях», а выводы свои скромно назвал «самыми предварительными», «без малейшей претензии на решение вопросов». Собранный почти за десятилетие материал Савенков отдал на суд ученых и говорил, что решающий голос в научных вопросах принадлежит отнюдь не любителям, ие случайным собирателям научных материалов, а ученым-специалистам.
Доклад вопреки ожиданиям устроителей конгресса стал для ряда специалистов настоящей сенсацией и «центральным событием». Сила его заключалась не только в том, что Савенков представил данные о «сенсационных материалах», полученных в таежной Сибири, но и в квалифицированности его рассуждений. Новизна фактов, профессионализм «ревностного археолога Савенкова» привели французских делегатов в изумление, а его коллекции, выставленные в одном из залов выставки, стали для них «настоящим откровением».
Не все, однако, поняли значительность открытия. Многие, в том числе и Рудольф Вирхов, «злой гений» исследователей древнейших людей и их культур, приняли сообщение из Сибири равнодушно. Когда председательствующий попросил делегатов высказаться по поводу прослушанного доклада, то его призыв сначала не нашел отклика.
Наконец слова попросил барон де Бай. Он сказал об огромном интересе западноевропейских, и в частности французских, археологов к сибирским древностям. До сих пор можно было только предполагать, что собой представляла древнейшая культура каменного века Сибири, поскольку европейские ученые не знали ни об одном факте открытия здесь палеолитического поселения. Русскую археологическую науку можно теперь поздравить с выдающимся достижением — сибирский исследователь Савенков представил конгрессу удивительные вещи несомненно палеолитического возраста. Сибирская палеолитическая культура действительно оказалась необычной: в ней древние, нижнепалеолитические по характеру вещи соседствуют с развитыми, почти неолитическими по облику. Таким образом, подтвердилось предсказание Катрфажа о возможности открытия в Северной Азии «неолитической индустрии, соединенной с четвертичной фауной»! Каменные и костяные орудия, извлеченные из лёссов Афонтовой горы, залегали в ней вместе с костями мамонтов, носорогов и «верных оленей.
— Я вчера осматривал выставку, — продолжал де Бай, — и корреспондент одной из московских газет задал мне традиционный вопрос: «Что больше всего понравилось вам в залах, что больше всего поразило Вас?» Мне не хочется обижать никого из тех, кто представил на выставку свои коллекции, — все они интересны. Но прошу быть снисходительным ко мне и моим слабостям к палеолиту: я ответил, что сборы господина Савенкова стали для меня настоящим откровением! Они стали для меня самым неожиданным из всего, что, когда-либо видел на подобных конгрессах. Что касается доклада, то он мне кажется наиболее значительным научным событием среди представленных оценке членов настоящего конгресса.
Однако, как ни странно, выступление де Бая было первым и последним, где упоминались находки Савенкова и давалась оценка значения его открытия по палеолиту. Так, в замечаниях Анучина говорилось тальке о скульптурных изображениях неолитического времени, обнаруженных Иваном Тимофеевичем на Енисее, он ни словом не обмолвился об Афонтовой горе. Даже палеонтолог академик Шмидт, который с большим вниманием встречал каждую находку, связанную с древними животными Сибири, в реплике по докладу Никитина «О следах четвертичной эпохи в России как результате деятельности доисторического человека» меланхолично констатировал, что он не может указать точных данных об одновременном существовании человека и мамонта ни для европейской России, «ни для Сибири, конечно».
Стоит ли после этого удивляться, что Рудольф Вирхов, решительный противник одновременного существования первобытного человека и мамонта, при ознакомлении с выставкой, где его сопровождал и давал объяснения Николай Михайлович Ядринцев, не пожелал осмотреть сколько-нибудь внимательно стенды с находками Савенкова из карьеров кирпичных заводов. Его заинтересовали только вещи, добытые Витковским при раскопках неолитического могильника в устье реки Китой в Прибайкалье.
Причин для огорчения у Ивана Тимофеевича было более чем достаточно. Сколько надежд возлагал он на поездку в Москву, с каким удовольствием и трепетом представил для выставки камни и кости Афонтовой горы, и вот результат: серьезного разговора о находках не получилось. Приятно было, конечно, слушать комплименты де Бая, но, может быть, он просто золотил горькую пилюлю?
Де Бай, однако, и в последующие дни продолжал оказывать Савенкову подчеркнутые знаки вниманий. Он беседовал с ним об Афонтовой горе и условиях местонахождения каменных орудий, попросил разрешения сфотографировать некоторые из находок и опубликовать их для сведения западноевропейских ученых в одном из научных журналов Франции. Барон высказывав горячее желание побывать в Сибири и в особенности на Енисее, в Красноярске.
Они расстались в Москве, чтобы никогда уже больше встретиться, хотя де Бай сдержал свое обещание приехал в Красноярск. Савенков покинул к этому времени Сибирь и переехал на новое место работы — в Варшаву. Де Бай, однако, поддерживал с Иваном Тимофеевичем переписку.
В середине 90-х годов де Бай совершил одиннадцатое путешествие по России. Во время этой поездки, которая заняла полгода, он посетил крайние восточные, примыкающие к Уралу, европейские губернии России, а затем проехал всю Сибирь вплоть до Красноярска. Это было путешествие по возможным маршрутам продвижения древнейших людей с востока, из Азии, на запад — в Европу. Одним из главных стимулов поездки было открытие Савенкова на Афонтовой горе.
Цель поездки, писала газета «Енисейские губернские новости», освещая пребывание гостя из Франции в городе, заключалась в том, «чтобы окончательно рассеять зародившееся у археологов недоверие (к древностям, открытым Савенковым. — В. Л.), осмотреть все исследованные господином Савенковым местности, собрать там необходимый материал и своим опубликованием его подтвердить несомненность существования палеолитической эпохи в окрестностях Красноярска».
Де Бай прибыл в Красноярск в середине августа 1896 года и сразу же после визита в музей высказал, писала та же газета, чрезвычайную заинтересованность теми местностями, в которых Савенков нашел весьма много предметов палеолитической эпохи. Вместе со старыми коллегами Ивана Тимофеевича по работам в окрестностях Красноярска — Проскуряковым, Кибортом и Лингвальдом де Бай совершил четыре экскурсии на Афонтову гору, это, по его словам, «Эльдорадо давно исчезнувшей культуры каменного века».
К сожалению, осенью в карьерах кирпичных заводов не добывалась глина, из которой землекопы выбрасывали массами кости животных и каменные орудия, не придавая им решительно никакого значения. Тем не менее находки на Афонтовой горе оказались обильными. Де Бай собрал коллекцию выразительных каменных орудий (среди них преобладали скребла) и множество костей древних животных, в том числе и мамонта, носорога, аргали, первобытного быка и северного оленя.
Афонтова гора произвела на барона глубокое впечатление. На этом уникальном памятнике заслуживающем, по его словам, детального изучения, можно отследить эволюцию культур, начиная от каменного века и кончая железным. Что касается общей оценки наблюдений над палеолитом Афонтовой горы, то, как отмечалось в газетной корреспонденции, с тем «значительным и в высшей степени ценным палеолитическим материалом… барон заранее и смело мог уже торжествовать победу над скептицизмом своих собратьев по науке», которые не хотели принимать всерьез енисейский палеолит.