Охотники за ФАУ
Шрифт:
— Гитлеровцы начали отступать, — взволнованно заговорила женщина. — Эти двое зашли в мою хату. Тогда еще село не горело. Искали еды. Искали мою дочку, она пряталась в сарае. Я испугалась, что найдут и снасильничают, и решила их угостить. Самогоном. Когда окосели, оглушила, связала. Дочка помогла перетащить их в подвал.
Пленные стояли, с тупым равнодушием глядя в пространство. Андронидзе расстегнул планшет и приготовился к допросу. Баженов внимательно вглядывался в лица пленных, прикидывая, что могло быть им известно — помимо стереотипных данных — о новом оружии Гитлера.
И тут подошла к Баженову седенькая, тоненькая, как подросток, старушка с растрепанными волосами. Казалось — дунь ветерок, и она упадет. В руках у нее был букетик ярко-красных искусственных роз на стеблях из проволоки, обмотанной зеленой бумагой, с зелеными же листочками, вырезанными из перьев.
— То огонь, огонь! — выкрикивала старушка, перебрасывая алый букетик из одной руки в другую, будто жег он ей пальцы.
— Бери цей огонь, — протянула она букетик Баженову, — верни його катам проклятущим! Пусть сгорят их души…
Безумный взгляд старухи встретился с глазами Баженова. Букетик дрожал и прыгал в ее руках, и сама она дрожала, протягивая его офицеру. Он взял этот алый букетик, и в горле у него застрял какой-то ком; он только кивал в такт старушкиному «То огонь, огонь» и не мог ни слова сказать.
В это время один из пленных, тот, что был русским, в два прыжка выскочил на улицу и кинулся наутек. Он петлял, падал, прыгал, падал и снова вскакивал. От неожиданности Баженов забыл об автомате, висевшем на плече, стрелял из пистолета и не попадал.
Андронидзе схватился за автомат Баженова. Тот, кривя губы, вырвал свой автомат, перевел дух, прицелился как мог хладнокровнее и выпустил короткую очередь.
Беглец споткнулся и упал, приподнялся и пополз. Задыхаясь, Баженов и Андронидзе побежали к нему, совершенно забыв о втором пленном.
Предатель, помогая себе рукой, быстро подползал к толстому дереву. Он поднял руку — возле уха Баженова свистнула пуля. Баженов влепил еще одну очередь в предателя. Тот упал на спину.
— Эх, ишак! — раздосадованно вскрикнул Андронидзе и даже схватился рукой за автомат Баженова. — Ну зачем стрелять в голову? Какой источник сведений пропал! — И, не переведя духа, с уважением добавал: — Молодец! Точно стреляешь!
Он обыскал убитого, взял у него карту, пистолет «вальтер», снял широкий холщовый, засаленный, тяжелый пояс с золотом, спрятанный на теле, под нижней рубахой, в котором среди прочего обнаружились золотые коронки, кольца, браслеты и семнадцать ручных часов.
Второго пленного тесным кольцом обступили женщины. Они собирались «порешить подлюгу фашиста». Андронидзе приказал пленного не трогать. Он пойдет с ними
До самого автобуса их провожала Солодуха. Она все настаивала, словно опасаясь, что они это забудут:
— Я вам его поймала, я! Если поймаете Мюллера, то отдайте нам…
Шифровальщик вручил Баженову приказ начштаба — быстрее двигаться вперед. Подполковнику Синичкину Двекелян не смог передать донесения, так как шифровальщика у полковника не было, а коды у них различные. Баженов попробовал связаться по радио с подполковником и клером [4] объяснить ему это, но связаться не удалось. Надо было двигаться вперед.
«Подполковник и сам догадается, почему не радирую», — решил Баженов.
4
Клер — «открытый», прямой (незашифрованный) текст.
Перед тем как сесть в машину, он тронул Андронидзе за плечо и, хмурясь, напомнил:
— Сысоев сказал так: если обнаружишь семью, то радируй, если нет — тоже сообщи. А семья, похоже, погибла. Так и радировать?
— Зачем? Думаешь, шинель делает сердце железным? Год я с ним дружу, а он ни разу не жаловался. Радируй — «не обнаружил». Вернемся, поговорим. Поймет.
За селом орудийные выстрелы слышались явственнее. Шофер вопросительно поглядывал на Баженова. Тот молчал. Вскоре они увидели у дороги наши орудия. Бойцы, кое-как окопавшись, спали. В лощине, в кустах, стояли повозки, на них минометы. Рядом паслись лошади.
Баженов и остальные офицеры вышли из машины. Их ожидала группа офицеров во главе с майором. Он был немолод и сдержан. Баженов назвал себя.
Майор кивнул Андронидзе, как знакомому.
— Командир передового отряда — майор Тарасов, — сказал он. Затем представил других.
Баженов объяснил свою задачу и спросил, почему майор Тарасов не шлет донесений, почему отряд задерживается.
— Значит, моего боевого донесения, посланного с санитарной машиной, комдив еще не получил, — задумчиво сказал Тарасов. — А радиограмм не посылаю — рация отказала. Головная походная застава моего отряда в двух километрах отсюда ведет бой с танками и пехотой противника. Встречный бой перешел в оборону с той и другой стороны. Моя застава заняла рубеж по восточному берегу речки Гнилушки. «Тигры» атакуют из леса. Пехоту противника рассеяли.
Баженову очень не нравилось это «пехоту рассеяли», попадавшееся в сводках. «Уничтожили» — это ясно, а «рассеяли»? Пехота рассредоточилась, вот и все. Нашел, чем хвастать.
— Как только саперы наладят разрушенный мост, чтобы могли пройти танки, артиллерия, повозки, сейчас же выступаю, — снова заговорил Тарасов. — А сейчас я почти всю свою артиллерию отправил вперед, чтобы огневым кулаком сломить сопротивление и двигаться дальше. Разведчики пошли в обход справа. А пока, — он показал на спящих в цепи бойцов, — люди отдыхают. В деревнях на большаке — ни сена, ни зерна, все сожжено; наши лошади на подножном корму. Полчаса назад мы отбили у немцев стадо коров и отдали его колхозникам. Они загнали скот в лес. Мы добили хромого быка и варим еду. Скоро будет готова. Не закусите с нами?
— Не помешает, — Андронидзе взглянул на Баженова.
— Не считайте меня сухим педанте»! — сказал Баженов, — но ведь до Гнилушки путь свободен! Там и заправимся, чем АХО расщедрилось. А если противника гонят дальше?
— Мне бы донесли, — возразил майор Тарасов. — Сейчас кухня отправится кормить бойцов на головную заставу, там и поедите.
Баженов торопил своих радистов, сразу же занявшихся ремонтом тарасовской рации. Один из них отозвал Баженова в сторону и сказал: