Охотники за ФАУ
Шрифт:
Два гитлеровских танка двинулись в их сторону.
Богун положил рядом с Баженовым три противотанковые гранаты. Вместе с Кураковым они спустили вниз станковый пулемет. Кураков заботливо укутал пулемет шинелью. Богун пригнулся у пулеметной площадки.
Баженов не понимал его предосторожности до тех пор, пока танк не выстрелил. Выстрел был столь оглушительным и сильным, что Баженов даже попробовал, на месте ли голова. Танк стрелял через окоп. Эх, дать бы по ним!.. И, будто услышав Баженова, наша артиллерия «дала». На пути перед этими двумя танками взметнулось множество огненно-дымных вихрей. Над окопом завизжали осколки.
Богун и Кураков звали Баженова на дно окопа.
— Своими осколками заденет!
— Даст танк огнеметную струю! Сожжет!
Баженов понимал, как глупо высовывать сейчас голову над бруствером, а не мог не смотреть. Он впервые видел вблизи огненный забор заградительного артиллерийского огня. Танки поспешно пятились. Их огнеметов можно было не остерегаться — далековато.
Взрывы на этом рубеже прекратились, но огненный заслон возник на рубеже, куда отошли танки. Один из них задымил, из него начали выскакивать фрицы. Баженов стрелял. Второму танку удалось уйти.
Наконец режим артиллерии с огня на уничтожение и подавление сменился на методический и беспокоящий.
Все трое лежали на шинелях и отдыхали. Богун и Кураков курили, Баженов с его привычкой к самоанализу пытался разобраться во многом.
— Что вами движет, когда вы стреляете с такой страстью?
Богун внимательно посмотрел на старшего лейтенанта и сказал:
— Выполняю приказ.
— Нет, меня интересует другое… Личное…
— Помогаю хитлеру! Фюрер обещал своим воякам, каждому по маетку на нашей украинской земле. Так им же долго ждать, а тут я помогаю. Захотив украинской земли — на! Притулись! Послухай, як гуде… Як казав Тарас Шевченко — и вражею злою кровью землю окропяте.
— А вы, Кураков?
— Я? Какой спрос с бывшего шеф-повара? Будь она проклята, война! От страха умираешь по десять раз в день.
— Что-то я не заметил, чтоб вы трусили.
— Раз надо, то надо. Я за Иваном Онуфриевичем, как за каменной стеной!
— Опять? — усмехнулся Богун.
— Я остался бы с вами, — Баженов поднялся, — но приказ есть приказ. — Он положил «феньки на землю, наполнил карманы патронами, надел каску, взял карабин-автомат. Затем он пообещал, что ночью их обязательно сменят.
Пулеметчики ничем не выразили радости. Будто не верили, будто примирились с мыслью, что им двоим тут стоять до конца…
Баженов протянул на прощание руку.
— Так шо на тот свит поспешаете, товарищ старший лейтенант? Слышите? Карусель начинается! — сказал Богун. — Ночью, хоть хитлер и вешает в небе фонари и бьет, но больше по пристреленным местам. Поэтому старой дорогой не идите. Ишь, как вам шлем покарябало.
Баженов снял каску. Вмятина от пули или от осколка…
Баженов послушался Богуна и остался. Обратный путь ночью дался легче.
— Ну, счастлив твой бог! — сказал комбат, подавая ему пилотку и шинель. — Счастлив и наш бог, а то твой генерал уже затевает целое наступление, чтобы тебя выручать.
Явившись в землянку, Баженов по всей форме доложил о выполнении задания.
— А вы, товарищ командир полка, утверждали, что там все погибли и путь недоступен, — сердито сказал генерал. — Этой же ночью пошлите туда отделение и смените пулеметчиков.
Генерал внимательно осмотрел карабин-автомат, сказал: «Стоило рисковать!» — и приказал Баженову идти спать. Утром его разбудят.
Баженов повалился на нары в блиндаже, сооруженном еще немцами, уверенный, что мгновенно заснет. Но уже через минуту он увидел пистолет, направленный ему в лицо, и вскочил. Он снова заснул и снова с удивительной отчетливостью увидел, как на него наезжает танк. Он хотел бросить гранату, не мог поднять ее и изнемогал от усилий. В таких полуснах, полугаллюцинациях прошла ночь. И только на следующую ночь, после утомительного дня, проведенного с генералом, он заснул без кошмаров и сновидений. А проснулся отгого что его кто-то тряс, и услышал голос — «плесните холодной воды».
Баженов встал и пошатнулся. Перед ним, освещенный колеблющимся светом горящего фитиля катюши, стоял Андронидзе.
— Я тебе такое скажу, дорогой, что твой сон сразу улетучится. Понимаешь, танковая дивизия «Викинг» перед нами!
— Вернулась?
— Никуда не уходила. Все «Викинги» плюс полк «Тотенкопф».
— Ничего не понимаю. Сообщали же, что «Викинг» в Кривом Роге?
— Сообщали.
— Значит, ее там видели?
— Полученные разведданные были основаны на том, что в районе «Кривой Рог» засекли рации «Викинга».
— Ошиблись?
— Нет. Рации были.
— Ничего не понимаю!
— Оперативная маскировка! Ясно? Хотели ввести в заблуждение.
— Зачем?
— Затем, чтобы мы предприняли наступление на «пятачке», рассчитывая на их малые силы, и тогда они бы устроили нам сюрприз.
— А показания пленных?
— Тоже маскировка!
— Так это же поразительная новость!
— А я что говорю?
— Какой же ты молодец, что раскрыл их карты!
— Конечно… не я один, но и я молодец. Пошли скорее! Генерал уже ждет. Срочно возвращаемся в штарм.
Когда садились в лодку и трассирующие пули, как шмели, гудели в воздухе, Баженову было не до них, он еле держался на ногах. Генерал посмотрел на старшего лейтенанта, переставшего кланяться пулям, и одобрительно улыбнулся.
Под утро они возвратились в штаб.
Разыскав уже в другом, незнакомом селе отведенную им хату, Баженов вошел в комнату, где при свете лампы подполковник Овсюгов, судя по запаху, что-то поджаривал в печи. Подполковника почему-то очень рассердило появление Баженова, вошедшего без стука. Он накричал на него и выгнал, даже не объяснив, куда идти.