Охотники за ФАУ
Шрифт:
— Потуши фонарь! — донесся истошный крик справа со стороны редких деревьев.
Баженов фонарика не выключил, и кричавший пустил над ним очередь из автомата.
Баженов побежал на выстрелы и услышал:
— Чего ждем? Надо в лес сматываться!
— Кто стрелял? — крикнул он, да как крикнул!
Воцарилось напряженное молчание. Баженов шарил
лучом вдоль щели. Щель длиной метров в двадцать была набита людьми так, как он никогда раньше не видел. Люди закрывали глаза под ярким лучом.
— Потуши,
Баженов быстро осветил его и увидел широкое скуластое лицо с моргающими плазами. Наверху где-то разорвался снаряд. Их обсыпало песком.
— Вылезай! — крикнул Баженов.
— А куда? На смерть! Чтоб разбомбило? Артналет окончится, тогда и вылезем. Потуши! Хлопцы, смерти он нашей хочет! До каких же пор, а?
Нельзя утверждать, что Баженов в ту минуту от ярости не помнил себя. Нет, он очень ясно сознавал все, даже с обостренной ясностью оценивал происходящее и свои действия в том числе. На примере Герасимовки он убедился, к чему приводят паника и паникеры. Отлично понимая, что делает, он выхватил пистолет и выстрелил в оскаленный рот труса. Единственное, чего он так потом и не понял, это зачем ему понадобилось расстегивать кобуру, доставать пистолет, когда в его левой руке был карабин… Но это уже детали.
— Вылезай! Шоферы, по машинам! — скомандовал он, водя острым, как лезвие, световым пучком вдоль щели. Послышались возгласы:
— Вылезай!
— По машинам, ребята!
— Хватить загорать. А все эта сволочь!. Люди поспешно выбирались из щели и бежали к машинам. Возле окопа осталось человек семь.
— Вы кто?
— Саперы мы. Этот приказал на время артналета всем уйти с берега.
— А где комендант переправы, ваш капитан?
Сапер указал куда-то вверх и тяжко вздохнул. Двое других обнажили головы. Баженов посветил вверх: на дереве была только нога в сапоге — застряла в развилке веток…
Оказалось, что ниже по течению есть еще уцелевший причал, но фашинную дорогу к нему саперы еще не закончили. Ниже по Днепру второй отряд саперов чинит поврежденные паромы. Есть два неповрежденных катера, два других ремонтируют. Положение не было безнадежным.
Баженов приказал саперам починить покосившийся причал, затем погрузил первые две машины с боеприпасами на паром и с шофером передал на ВПУ донесение: «Переправа работает нормально, на плаву два парома». После этого он заставил саперов почти наново соорудить причал выше по течению.
Но чтобы рассосать пробку, пришлось начинал» с «тыла», чуть ли не от самого леса. Обе дороги к причалу были забиты машинами, стоявшими «лицом» в сторону переправы. Иэ-за этого пустые машины не могли возвращаться в тыл. Чтобы очистить одну из дорог д ля порожняка, необходимо было либо развернуть все машины на этой дороге «лицом» к тылу, либо отводить их задним ходом. Рядом с
пункт на дороге к переправе, собрали еще три парома из жмок
А-3 — не слишком надежных, но надо было рисковать.
— Богун, умеешь водить машины? — спросил Баженов.
— Прав нет, а умею.
— Возьми документы расстрелянного и веди его машину. Вскоре Богун вернулся и доложил, что убитый — не шофер и не сапер. Он спрашивал и шоферов, и саперов — никто его не знает.
— А документы?
— Авиадесантника. А может, он и не наш, а только документы наши?
— Ты думаешь?
— А вы сами прикиньте! Кто звал в лес, кто восстанавливал против офицера, кто стрелял в вас?
В полночь прибыли полковник и подполковник из отдела боепитания. Они сообщили, что с их прибытием старший лейтенант освобождается от обязанности переправлять боеприпасы, — так приказал командарм.
Начальник штаба Коломиец диктовал телеграмму сержанту Луганской, когда к нему явился Баженов.
— Жив! — радостно вскрикнула Луганская, вскочила, но сейчас же заставила себя сесть.
— А мне доложили, — сказал начштаба, — что ты убит прямым попаданием!
— Не я, а комендант переправы, предшественник мой. Ваше приказание наладить переправу выполнил. Разрешите идти дежурить?
— А как ты… — начал было начальник штаба, но, вглядевшись в лицо Баженова, сказал: — Иди-ка ты спать.
Баженов зашел в дежурку и доложил полковнику Орленкову об этом распоряжении полковника Коломийца.
— Молодец! Не подвел ты нас! Иди спать. Дежурит Филиповский.
…Баженова разбудило чье-то прикосновение. Он открыл глаза и в свете луны увидел бледное лицо Марины Луганской.
— Ты что? — спросил он. — Принесла телеграмму.
Баженов взял телеграмму, посветил на нее:
— Ничего срочного. От Сысоева. Напрасно беспокоилась, да еще ночью.
Марина не отвечала. Ее широко раскрытые глаза казались черными.
— Неужели ты?..
Она закрыла ему рот ладонью.
Затем отняла ладонь от его рта и прижалась к нему губами.
— Что у тебя за дурацкие порядки! — с этими словами Сысоев вошел рано утрам в комнату к Баженову. — Богун говорит, контужен, нельзя, не приказано… — Сысоев осекся, посмотрел на сержанта Луганскую, расчесывавшую волосы перед зеркальной дверцей гардероба, сказал: — Зайду через пять минут, — и поспешно вышел.
Когда он вернулся, сержант Луганская была все еще в комнате. Она с некоторым вызовом смотрела на Сысоева, ожидая замечания или насмешек.
— В чем дело? — обратился Сысоев к Баженову.