Охотники за головами (Headhunters)
Шрифт:
Балти попытался. Он представил, как мужчины в дорогих костюмах везут свои тележки из супермаркетов через площадь. Он представил папу римского и других европейских лидеров, мулл и голых факиров, как те везут свою поклажу мимо детских игровых площадок. Диктаторы и собственники мультинациональных компаний стоят там, согнанные в одну навозную кучу, стоят и поднимают правую руку в этом блядском знаке приветствия. Производители оружия и монархисты. Все они были там. Тысячи их. Все они шли следом за каким-то ебанашкой через площадь, пытаясь не наступить на собачье говно, протискиваясь через Маггерс Бридж, чтобы добраться до контейнеров по переработке отходов на парковке рядом с бассейном.
– Собирать мусор с площадки – этого недостаточно. Я это понял. У человека должна быть надежда. И у женщин тоже, в наше время мы можем заявлять о равенстве полов. Однажды, мне повезет, я найду эту золотую жилу. Выиграть состояние на скачках – это
только первая часть моего плана. Я потрачу этот выигрыш на лотерею. Это, в свою очередь, повысит вероятность моего конечного успеха. Это простое математическое уравнение. Чем больше я потрачу на лотерею, тем больше у меня шансов стать победителем. Когда-нибудь мой номер выиграет. Это простая цепная реакция. Я подсчитал, каковы мои шансы таким способом превратиться в миллионера. Несколько миллионов к одному, но реальная возможность все равно существует. Таким шансом нельзя не воспользоваться. Чем чаще я буду пытаться, тем больше вероятности, что я выиграю. Когда на мой счет положат этот чек, я буду наконец удовлетворен. Мне этого хватит, чтобы нормально жить всю оставшуюся жизнь. Вот так работает демократия. Я думаю, ты согласишься с тем, что это честная система. У нас у всех есть возможность заявить о своих правах. Нет необходимости злиться и обижаться на эту систему. В конце концов, по сравнению с этим мы – ничто.
Балти считал Джорджа несчастным ублюдком. Но в том, что он сказал, так или иначе все было правдой. Балти тратился на лотерею больше, чем следовало бы. Зато, купив лотерейный билет, ты можешь вдоволь помечтать. Представить себе тот сладкий момент, когда зазвонит телефон, а на другом конце провода какой-нибудь Мистер Бинго начинает тебя уверять, что ты больше не имеешь право получать пособие по безработице, тебе звонит какой-нибудь гламурный пиздюк от шоу-бизнеса, говорит все это сквозь сжатые зубы, корчась от зависти. Он говорит тебе, что ты стал мультимиллионером, и таблоиды несутся по твоим горячим следам. А что, если он захочет остаться инкогнито? Тогда он будет, блядь, конечно, прав. Эти первосортные десять миллионов не сделают все идеальным, по крайней мере, так утверждают, но эти деньги определенно не будут лишними. Если все же новости про богатство Балти как-нибудь просочатся в прессу, что ж, хуйня, придется Балти выдержать все это бремя славы. Он бесился, когда слышал, как люди, выигравшие миллионы, жаловались, что выигрыш этих миллионов превратил их жизнь в кошмар. Любой, кто заявляет подобные вещи, вероятно, никогда не жил на сорок шесть фунтов в неделю. А вот Балти готов пополнить ряды везунчиков. Без проблем. Но Джордж – мудозвон. Настоящий мудозвон. У Балти этим не кончится. Он лучше повесится. Возить с собой тележку и пытаться спасти мир.
Первое, что сделает Балти, когда получит в руки чек, – он отправится прямо в банк, чтобы положить свой выигрыш на депозит. Специально выждет, чтобы увидеть, какое выражение будет на роже клерка. Следующее, что он сделает, так это пойдет в социальную службу и скажет, что снимается с учета. Спокойно выстоит эту очередь, будет стоять, теряя драгоценное время, лишь бы попасть на прием именно к тому мудиле, который забыл тогда нажать на компьютере нужную кнопку. И в результате Балти не получил свой чек, а когда пришел разбираться, в чем дело, то ему не выказали ни капли уважения, не извинились перед ним, ничего. Но он ведь тоже был их посетителем. Клиентом. Там на стенах развешаны всякие плакаты, на которых расписано, как сильно они хотят тебе помочь. В один прекрасный день, он подсчитает до пенса, сколько заплатил этой системе. Он придет к тому человеку. Посмотрим, будет ли он тогда способен на проявление уважения. Покуда у Балти имеются наличные, совсем не важно, каким образом он стал миллионером. А ведь никто такого не ожидал, никто не подумал наперед. В общем, появись у тебя эти деньги, было бы во всем этом какое-то божественное правосудие. А потом Балти положит им в тот ящик па сборы пожертвований пятерку фунтов и съебется прочь.
– Я расскажу тебе по секрету, – Джордж придвинулся ближе, огляделся по сторонам, он держал свою трубку подальше от Балти, чтобы дым горящего табака не попал ему в глаза. – Когда меня сократили, я прикарманил несколько монет. Пару тысяч фунтов, если тебе интересно. Это между нами, больше никому не рассказывай, потому что вокруг полно этих молодчиков, которые не прочь залезть ко мне домой через окно и убить меня прямо в моей постели за какую-то десятку. Ну так вот, если распоряжаться деньгами аккуратно, если ночью включать только одну лампу и платить но минимуму за отопление, даже в середине зимы, то можно было сэкономить несколько сотен фунтов. Это на черный день, ты понимаешь. Хорошо иметь в запасе несколько сотен на всякий непредвиденный случай. Никогда не знаешь, что ждет тебя за углом. Планируй наперед – вот мой девиз.
Балти восхищался этой самодисциплиной. Доктора сказали Джорджу, что столь резкие перепады его настроения зависят от смены времен года. В первый раз, когда они оба сидели на этой лавочке, он рассказал об этом вполне открыто. Световые часы сокращались, небо затягивалось облаками, и Джордж уходил в себя. Почти ни с кем не общался и сидел взаперти. Когда приходила весна, он начинал какую-то активность, когда наступало лето, его настроение окончательно улучшалось. Он превращался в сгусток неподдельной энергии. Следовал за солнцем. Доктора поставили свой диагноз. Он – практически ацтек, за исключением того, что не построил огромных пирамид и не практикует человеческие пожертвования. И это официально.
– Ну ладно, – резко произнес Джордж спустя минут пять сидения в молчании, они сидели на лавочке и смотрели на детей на игровой площадке. – Я не могу тут торчать весь день. Нужно доделать кое-какую работу. Надо спешить. Я должен сдать эти банки. Я поставил себе сроки и должен придерживаться их. До свидания.
Балти смотрел, как тот уходит. Какой-то бродяга лысеющим черепом, ему точно напечет голову, если и не раздобудет себе шляпу: Солнечные очки не вязались с его образом. Балти подумал о его словах насчет энергии и солнца. В этом действительно есть здравый смысл. Всегда чувствуешь себя лучше, если светит солнце. А еще нужно иметь толику надежды. Поклонение солнцу было бы для тебя, вероятно, обычным делом, если бы ты жил в этой стране тысячи лет назад и твое пропитание зависело от смены времен года. А в Лондоне все, что тебе нужно, – это деньги в кармане и немного уважения. В наши времена Бога уволили. Он безработный.
Балти вытянул руки и вытер пот с лица. Он худел. Пришлось урезать себя в выпивке, вот в чем дело. Не напиваться так часто, как в былые деньки. Он смог кое-как разрулить свое положение только благодаря тому, что подворовывал стереосистемы. Он не собирался опускаться до самого дна этой ямы. Если в лотерее выиграет его номер, то он будет смеяться, вспоминая эти последние пять месяцев. Как сказал Джордж, нужно инвестировать, чтобы накапливать. Он не думал, что поиски работы займут так много времени. Как его это заебало. Убит до невозможности. Все это дневное время остается на то, чтобы думать. Это так давит, вся мотивация куда-то подевалась. А четыре придурка из Южного Лондона окунули его мордой в говно. А он было подумал, что на терактах специализируется IRA, а не протестантские ополченцы. Время подумать. Это ужасно. Нужно все время чем-то заниматься. Уилл постоянно подкидывал Балти травы, особенно после той ночи. Это помогало увидеть мир в более ярких красках. Если честно, то трава сослужила ему хорошую службу. Но Балти не собирался поддаваться собственным эмоциям. Он рассуждал логично. Сдерживался. И все делал правильно. Хранил свое достоинство.
Не говоря уж о том, что они уделали тебя, сбили с ног, лишили равновесия, можно заявить, что на свете вообще не существует такой штуки, как достоинство, потому что как только ты начал ходить своими ногами, ты превратился в очередной кусок дерьма, очередное животное без имени, безо всяких слов, без слез, без ничего, только насилием ты можешь доказать, что чего-то стоишь, и когда ты думаешь о чем-то подобном, когда тебя макают мордой в говно в твоем собственном районе, за углом, там, где ты прожил всю свою жизнь, где ты, блядь, рос, и гулял, и играл, когда был ребенком, настолько близко от дома, что если бы кто-нибудь врубил телек на всю катушку или же включил бы на полную громкость музыку, то это заглушило бы звуки пинков и ломающихся костей, и молотки грохочут прямо перед домом, детей убивают, так говорят в новостях, юнцы исчезают, Пит никогда не вернется домой, ведь это правда, и чаще всего такое происходит летом, каждый год, теперь, похоже, это стало более-менее регулярным явлением, жить в эпоху высоких технологий, и ты все больше и больше привязан к этим розеткам, накачан всеми этими электрическими разрядами, и они пульсируют по всему скелету, от спинного хребта – и прямо в мозг, раскалывая на части пространство, и вся эта радиация – смертельна, это то, что на днях сказала Карен, она сказала, что профсоюзы совсем обессилели, она велела ему подумать насчет союза слова, они тогда спорили про Скаргилла, вспоминали, как позакрывали все шахты, прямо в точности так, как и говорил Артур, это часть большого плана, может, его даже разработали сильно загодя, подробный проект специально для Британии, в которой никто не знает своих соседей, нет организаций, которые бы могли защитить твои права, никакой солидарности, каждый блюдет только собственные интересы, даже уличные рынки обеззаразили, потому что власти предержащие хотели избавиться от этих соседских товариществ и выгнать с улиц торговые прилавки, и они строят дерьмовые маленькие магазинчики, и аренда стоит бешеных денег, и продают одно лишь ширпотребное говно из Китая, где рабский труд стоит дешево, фактически ничего и не стоит, так что капиталисты лежат в одной постели с коммунистами, и невозможно понять, кто кого ебет, все завязано в единый узел, в Китае нет такой штуки, как профсоюзы, и разве можешь ты быть в безопасности, когда гуляешь по своим собственным улицам Лондона, ведь они могут сделать с тобой в любой момент что угодно, они ждут изгоев, поджидают их ночами в переулках, хотят подловить удобный момент, когда ты будешь пьян и неспособен постоять за себя, и легавые вполне могут завалиться к тебе домой, и судебные приставы будут колотить в твою дверь, ибо вот такое случается, когда ты просираешь, когда ты теряешь способность платить за себя, это не фирмы старинного рода и не бандиты новой волны, не ебанашки, лишившиеся своего добра, нет, блядь, никоим образом, а ведь именно так это преподносят газетные пройдохи и судьи, что это типа шутка, они все – говнюки, предпочитают легкую добычу, честные люди живут с открытыми забралами и не готовы воевать, просто хотят жить спокойной жизнью, это всегда маленькие люди – те, которые возят по миру тележки, которые делают то, что им говорят, и глотают свои таблетки, и хотят сделать что-то стоящее, чем-то воздать благодарность за анализ, который тебе поставил какой-то самодовольный мудила, который обращался с тобой как с дерьмом, когда пытался привести тебя в норму, у этих бедных ублюдочных стариков никогда не будет шанса проявить хоть чуть-чуть собственного достоинства, вот старый, вот молодой, а вот тот больной, которому дали пиздюлей, потому что, как сказала Карен, именно эти ебланы на грузовиках-скотовозках – те, которые заканчивают в итоге раздетыми и разутыми, потому что не могут за себя постоять, Манго в этом отношении был прав, у него-то есть хоть какая защищенность, он следит за собой, да хуй с ними, со всеми остальными, он так заебался, Балти не собирался становиться очередным лузером, даже если для этого придется в один прекрасный день обчистить банк, он в состоянии разобраться, что к чему, продумать все логически, можно, конечно, прикинуться белым человеком, сказать, что с МакДональдом просто не все в порядке, сказать словами, но с ним самим еще больше не все в порядке, надо пиздануть этого мудилу по яйцам, по башке, по животу – хотя, конечно, это не слишком красиво, потому что сам МакДональд тоже работает на большого босса, а еще ему надо кормить семью, на него самого давят, аж тошно, надо держаться за работу, работа – источник инвестиций и вся подобная ерунда, а если быть действительно честным, действительно честным с самим собой, были же времена, когда и он бывал честным, бывали и времена, когда надо было врать, а теперь Балти честен, настолько честен, насколько вообще кто-либо может быть честным, но все равно, какая разница, он просто говорит чистой воды правду, когда напоминает себе, что дело не закончено, пока что нет, нет, блядь, никоим образом, приятель.
Балти остановился и заглянул в окно магазина Уилла. В окне стояла картина с Иисусом в черной рамке. Темное лицо арабского типа, наверное, еврейское, но было понятно, что это Иисус, потому что на голове его были колючки и из порезов струилась кровь. Страшная картина. В ней не было никакой красоты. Не было тепла. Только холодная боль и несчастье. Самопожертвование, как скажет викарий. Балти не мог себе представить, чтобы кто-то готов был выложить за такое хорошие деньги. Особенно если помнить, что Иисус может выглядеть по-другому. Надо суметь это сопоставить. Стояла ваза, наполненная дешевой бижутерией, то да се, какие-то бронзовые украшения вроде как более высшего класса, только ценники отвернуты, и он не видел, что там на них написано. Он видел, как Уилл обслуживает кого-то в своем магазине. Когда женщина повернула к выходу, Балти вошел. Женщина несла под мышкой картину, и он посторонился, чтобы дать ей пройти. На картине был изображен еще один Иисус. В точности близнец, как на той, в черной рамке. Должно быть, однояйцевые близнецы.