Охотники за головами (Headhunters)
Шрифт:
Манго попытался не обращать внимания на игру света на разноцветном стекле и сконцентрироваться на том, что говорит викарий. Он не хотел читать эти надгробные надписи. Они вводили его в депрессию. Он никогда раньше не видел этого викария, поскольку, в конце концов, Уилсоны были не такой уж набожной семьей, но даже если и так, все равно то, что они собрались сегодня здесь, – это правильно. Чтобы духовник, некто, кого учили совершать христианские таинства, отдал бы последний долг, отслужил бы официальный ритуал. Но Манго вдруг поймал себя на том, что ему трудно следовать словам викария. Он читан им лекцию о слепых материальных ценностях и о новом духовном порядке, о добре, и зле, и благословении, которое получаешь после долгой, тяжкой битвы. Материализм задушил гуманность, и в такие времена, как сейчас, важно помнить, что существует дух, который надо воспитывать, что смерть следует воспринимать не столько как конец, сколько как начало. Манго раздумывал,
Манго стал внимательно разглядывать нарисованное небо за спиной Иисуса-младенца, всех этих пастухов и прочих потенциальных мучителей животных, которые были изображены на заднем фоне, они блуждали, охраняя свой, как они надеялись, законный бизнес. Подстилки из соломы и никаких комнат на постоялом дворе, что неудивительно, ведь даже в наши дни, когда технология развивается не по дням, а по часам, когда этика материализма обрела твердую основу, тысячи людей продолжают ночевать на улицах Лондона. Манго был рад, что в это время он не оказался в Бетлсхэме, потому что тогда бы ему пришлось нажать на педаль газа, промчаться мимо какой-нибудь беременной матери, гуляющей по аллеям, и отправиться на поиски сирот, которых священники продают состоятельным людям. Потому что если у тебя стоит и ты при этом внимаешь проповеди священника, это на самом деле не проституция, ведь эти девки находятся под присмотром святых и защищены Господом. И эти девки остаются девственницами в глазах создателя. Священник что-то вещал через нос, и пастухи снова привлекли внимание Манго. Ему приходилось держать их под постоянным надзором. Никогда не поворачивайся спиной к тому, кто ебет овец. Снова исчез свет, а вместе с ним и эти образы. Снова он сидит в серой церкви. Религиозное святилище, в котором его самые сокровенные мысли больше не являются его собственностью.
Папа Манго наклонился вперед, и его сын вздрогнул. Это что, инфаркт? Удар или что? Шок от постижения истины? Нет, он улыбался, этот старый пидорас. Он фактически улыбался – в самом разгаре похоронной службы. Может, и нет. Нет. Он снова сидел выпрямившись. Это все игра света. Потому что мистер Уилсон был порядочным гражданином, который, хотя и никогда не ходил в церковь, тем не менее уважал святость религии. Может, церковь давно перестала быть основой общества, но мистер Уилсон был потрясен тем, насколько сильно она в запустении. Это старое здание простояло сотни лет, и должна же у них быть своя церковь, пусть даже с крошечным числом прихожан. Рождение, свадьба и смерть стоят того, чтобы их отмечать. Это то, что должно быть сделано. И сделано должным образом. Об этом надо поговорить, а после хорошенько выпить. Разрушить несколько мозговых клеток, сделать это так, как полагается. Это то, чего хотели бы умершие. Это способ смыть прочь тоску.
Свет в небе над Бетлехэмом переливался разнообразными оттенками пурпурного, и звезда, освещающее это явление, была ярко-желтой, и это было впечатляюще. Манго представил, что над ними парит космический корабль, регистрирует чудо рождения для последующего изучения. Смотровое окно сквозь время, и все, что тебе надо сделать, так это поднять голову и забыть те слова, которые выжег в твоей душе этот человек в женской одежде, стоящий на кафедре. Нет, так было бы не по правилам. Он не мог допустить таких мыслей в храме божьем, не мог смешать все это с дерьмом. Надо блюсти свои помыслы. У него хорошо шли дела в WorldView, и это потому, что он умел сосредоточить внимание, и умел слушать своих коллег, и четкие мысли и правильный язык – часть всего этого. Это правда, что некоторые из его коллег – отнюдь не ангелы, но на самом деле это не имеет значения, потому что они уверены в себе и ведут себя как полагается. Чистые цвета и свет, сочащийся через окно, центральная точка в церкви. Он должен был бы принять это место таким, какое оно есть, а не раздумывать, во сколько обошлось сюда войти, или истинна ли улыбка на лице этого сомнительно выглядящего пастуха, или на какие льготы могла бы рассчитывать Мария, будучи матерью-одиночкой…
Манго устал. Хотел бы он сейчас остаться в одиночестве, иметь силы, чтоб наслаждаться солнечным светом. Просто посидеть несколько минут в тотальной тишине, выключив все телевизоры и радио, чтобы не работали никакие машины, чтобы все уснули и не совали нос в чужие дела. Чтобы никто не проповедовал, не указывал тебе, что думать и что делать. Он так толком и не услышал всей этой службы, то и дело пытался прислушиваться к словам викария, делал над собой усилие, а затем снова выключался. Переводя взгляд от разноцветного стекла к картинам и снова к стеклу. А надо было внимательно выслушать проповедь. Маленький мальчик пришел в школу, и учитель орет, что если он не будет обращать внимание на
У викария было доброе лицо, и он казался вполне искренним. Манго сделал последнее усилие и понял, что викарий рассказывает историю. Нечто личное, из его собственной жизни. Событие, которое произошло несколько дней назад. Фактически в семь утра, потому что, видишь ли, этот викарий был ранней пташкой. Каждый день начинал с чистого листа. Выгуливал свою собаку на площадке и нашел сумочку, принадлежавшую одной из его прихожанок. Пожилой леди, у которой было не очень-то много денег, которая регулярно являлась в церковь – хорошо было бы увидеть, если некоторые из тех людей, что собрались здесь сегодня, придут сюда еще раз, потому что религия играет важную роль в повседневной жизни – и он пошел домой в обход. Ему это было не трудно. Он сунул сумочку в почтовый ящик этой леди, так как не хотел ее беспокоить. Может, она все еще спала или дорожила своим одиночеством. Дернулась занавеска, и он еще сам не понял, что произошло, а уже получил приглашение на чай с печеньем, и Лабрадор Регги сидел у его ног, и его погладили по голове и дали «Диджестив». Это самая важная в жизни вещь – дружба. Все, собравшиеся здесь сегодня, должны уйти умиротворенные, ибо теперь они точно знают, это ощущение единения и общности продолжается и за могильной плитой, и в будущем мире. Это действительно самое великое блаженство.
Манго согласился, но отвлекся, когда история подошла к своему счастливому завершению.
Он разглядел на цветном стекле новое лицо. Рот двигался и наполнялся пульсирующим красным светом. Юные губы, залитые вином и кровью, и временами уголки их искривлялись вверх, а затем вниз. Манго узнал это лицо. Оно было в окне сотни лет, и выражение его все время менялось, облака заслонили солнце, а затем вдруг стали не такими плотными, и солнечный свет струился сквозь них. Он понял, почему в церкви так темно, почему атмосфера была такой мрачной и почему сюда решили вмонтировать эти разноцветные стекла. Потому что так тебе захочется поднять голову и посмотреть на небо, на солнце, как растения, которые всегда находят путь к источнику энергии. В WorldView планировка офиса была такой, что весь день он оставался без солнечного света, места у окон остались на долю старших, более успешных, припасены для самых лучших.
Когда викарий закончил службу, похоронная процессия вышла из церкви и гурьбой отправилась на кладбище. Свежевскопанная земля казалась черной на фоне мокрой зеленой травы, тисовое дерево стояло на ветру, не шелохнувшись, и собачий лай звучал резко и нервирующе. Манго огляделся вокруг, слева от него теснились старинные надгробия, истертые и подернутые мхом, надписи смыло дождями и временем, а там, где собрались Уилсоны, надгробия являли совсем недавние даты.
Манго глубоко вдохнул и узнал сочный запах почвы, внимательно рассмотрел землю, края камней и белые корни раскопаны, выставлены всем на обозрение. Он заметил червя. Толстого сочного червя, который пытался прорыть дорогу назад, под землю, торопился спастись от хищников. Говорились слова и снова лились слезы, викарий все же оказался хорошим человеком, он с уважением относился к умершим, помогал их друзьям и семьям найти в этот трудный час утешение. Когда опустили деревянный ящик, Манго почувствовал очередной прилив гордости – за качественное дерево и красивые ручки. Первая горсть земли ударилась о крышку фоба с каким-то хрустом, этот звук постепенно утих, когда собравшиеся подошли ближе, встали в очередь.
Уилл стоял у ворот и наблюдал за всем действом на некотором отдалении. Он видел Манго и всех остальных Уилсонов. В своем новом костюме Манго выделялся на их фоне. Уилл не был близко знаком с умершей женщиной, но когда он был ребенком, она относилась к нему по-дружески, и этого было достаточно. Он не собирался задерживаться здесь надолго, потому что это семейное мероприятие, и он не хотел мешать Уилсонам. Уилл раздумывал, интересно, где сейчас обретается миссис Манго. Он посмотрел на часы и ушел, оставив Уилсонов наедине с их горем.
– Ты будешь пить лагер или биттер, сынок? – спросил мистер Манго, когда они вернулись домой.
– Меня вполне устроит лимонад, – улыбнулся Джимми.
Старик выглядел внушительно. Его глаза сияли, и он по-прежнему оставался высоким. Джимми Бой смотрел, как тот наливает лимонад из двухлитровой бутылки «Ол Уайт». Качественная хреновина. Никакого отношения не имеет к современному мусору известных фирм. Его старик держался прямо, он боролся со своей печалью, которую ощущал после потери сестры.