Охотники за головами
Шрифт:
— Мадам, я сделаю все, как вы сказали, — перебил портье.
— Отлично. Тогда я пошла…
Старуха заковыляла к выходу, а из раскрывшегося лифта появились постояльцы из номера сто девяносто восемь, молодая дама с мальчиком лет восьми.
— Не беги, Эрнст! Я кому сказала! — попыталась удержать мальчика дама, однако он, словно метеор, заметался по холлу и в конце концов подскочил к стойке и схватил авторучку.
— Стой! Мальчик, стой! — не своим голосом закричал портье и, перемахнув через стойку, помчался за воришкой. Ему удалось поймать мальчишку и буквально вырвать у него украденную вещь.
Затем, чтобы развеять возникшую неловкость, портье подвел мальчика к перепуганной мамаше.
— Вот ваш малыш, мадам, — улыбнулся он, — а ты, шалунишка, больше не убегай от мамочки…
И портье погрозил Эрнсту пальцем.
Вернувшись к себе за стойку, он одернул пиджак, поправил галстук и подумал: «Ужасный день… Ужасный…»
75
Три горничные выстроились в ряд и по команде мадам Роблес дружно поклонились выходящим из лифта гостям.
Увидев новых постояльцев вблизи, хозяйка гостиницы слащаво улыбнулась и решила удвоить цену за проживание. Эти люди выглядели еще богаче, чем ей показалось в самом начале.
Мадам подмигнула Джорджу, и тот подмигнул ей в ответ, стремительно прогромыхав багажной тележкой.
Он первым влетел в распахнутые двери люкса, и следом за ним чинно прошествовала чета супругов Бьюк.
— Так, теперь все пошли работать! — замахала на горничных мадам, и те разбежались, как перепуганные куры. — Всем работать, — уже тише повторила мадам и осталась ждать у двери люкса, чтобы отобрать у Джорджа его чаевые.
Тем временем старый слуга расставил чемоданы в указанные места и замер, изобразив на лице томительное ожидание.
— Вы можете идти, милейший, — попробовал обмануть слугу Эдвард, но Джордж словно оглох и продолжал стоять, уставившись в противоположную стену.
— Ах, ну да, конечно, — Эдвард достал из кармана бумажку в десять кредитов и протянул ее Джорджу. — Вот вам за труды, милейший.
— Премного благодарен, — склонился в поклоне слуга и, приподняв штанину, одним движением спрятал деньги в носок. Затем пошарил в кармане и, достав несколько монет, поклонился еще раз. — Премного благодарен, сэр.
Развернувшись к выходу, Джордж напустил на лицо выражение досады и негодования. Затем толкнул дверь и встретился с хозяйкой нос к носу.
— Ну? — спросила та.
Джордж протянул ей на ладони мелочь.
— Вот, — уныло произнес он.
— Ладно, оставь себе, — вздохнула мадам Роблес, — да, и пойди в двести второй номер. Там засорилась ванна…
— Уже иду, мадам, — поклонился Джордж и исчез в лифте.
«Чего это он раскланялся? — удивилась Кончитта. — Должно быть, обманул меня, старый таракан. Все хотят обидеть одинокую женщину».
Мадам Роблес снова вышла на балкон и стала смотреть на заполненную людьми площадь. Она простояла так несколько минут, но на площади не случилось ни одной драки.
«Скука», — вздохнула мадам и пошарила в кармане жакета. Телефонная трубка лежала на месте, а орехов не было — они давно кончились. Спускаться вниз за новой порцией ей не хотелось, а послать было некого. Горничные были заняты работой, а Джордж ликвидировал засор в двести втором номере.
Кончитта посмотрела налево, направо и наконец обнаружила то, что привлекло ее внимание и мигом развеяло скуку.
Через несколько домов от ее гостиницы стояли три полицейские машины и две кареты «скорой помощи».
Было видно, что санитары выносят носилки, прикрытые простыней.
— Убийство! — произнесла Кончитта, и ее грудь заколыхалась от волнения. Мадам стала напрягать память, чтобы вспомнить, кто жил в этом доме. Так и не вспомнив, она достала телефон и позвонила Хулии Бальтазар:
— Хулия, это ты?
— А что, неужели ты меня не узнала?
— Да вроде голос как-то изменился.
— Это, наверное, от ингаляций.
— Ты делаешь ингаляции? Для чего?
— Мне прописал их терапевт, доктор Муссолини. От них я стану сопрано…
— Зачем тебе это, Хулия, ведь у тебя есть муж, — новости были такими захватывающими, что мадам Роб-лес забыла, зачем она звонила Хулии.
— Ты все не так поняла, Кончитта. Сопрано — это такой голос. Я ведь раньше пела…
— Да-да, я помню — в ресторане, — уколола Хулию Кончитта.
— Это был не ресторан, а клуб, где собирались творческие люди.
— Какие творческие люди, Хулия, мне помнится, там постоянно устраивались полицейские облавы на наркоманов…
— Ты все вечно путаешь, Кончитта, — голос Хулии уже звенел от обиды, — облавы происходили не в этом клубе, а в «Букашке», где ты познакомилась с водителем грузовика, который наградил тебя болезнью! Помнишь? Ах, как ты тогда плохо выглядела. Мне так тебя было жаль, Кончитта, ты, наверное, до сих пор переживаешь.
Теперь уже мадам Роблес раскалилась от злобы и закричала в трубку что есть силы:
— Хулия, говори, пожалуйста, громче, а то я ничего не слышу. Должно быть, повреждения на линии или опять сломался твой телефон. Напомни мне, где Антонио удалось его украсть?
— Возможно, он украл его у малыша Энрике-Хуана, когда тот случайно заночевал у тебя. Надеюсь, что вдова Сальваторес ничего не знает…
«Откуда это известно Хулии?..» — ужаснулась Кончитта.
— Для него это полезно, ведь второй такой умелицы у нас во всем городе не сыщешь, правда, Кончитта? А то, что ты старше его вдвое, это не беда… Что такое, Кончитта? Почему ты молчишь?
У мадам Роблес тоже были кое-какие козыри, но она решила оставить их до следующего раза.
— Хулия, вот что я хотела у тебя спросить: ты в окно сегодня выглядывала?