Охотники за головами
Шрифт:
— Ты по-прежнему не сознаешься в воровстве? — давил Гаджи.
— Не… нет, сэр, я… я не воровал… — стоял на своем Ховерчук.
— Ладно, тогда начнем с самого для тебя неприятного. Давай проверим суставчики…
— Извольте, сэр, с этим у меня полный порядок. — Ховерчук выдвинул поднос с ячейками, заполненными человеческими суставными парами, — Пожалуйста, сэр, согласно описи пятьдесят две пары.
Одного взгляда мистеру Гаджи было достаточно, чтобы понять — треть первоклассного товара была заменена.
Этот придурок Ховерчук, видимо, полагал, что суставы собак и свиней ничем не отличаются от челове-ческих. Возможно, на взгляд непрофессионала это так, но Раим Гаджи имел степень доктора медицины и с ним такие фокусы не проходили.
— Ну хорошо, Ховерчук, ты меня убедил, — сказал хозяин. — Пошли на выход, а то я замерз, честное слово.
Решив, что опасность миновала, ответственный хранитель подлетел к двери холодильника и распахнул ее перед хозяином:
— Прошу вас, сэр, осторожненько. Здесь на ступеньках иней. Позвольте, я вас поддержу…
— Не нужно, Ховерчук, я сам.
Мистер Гаджи спустился по лесенке и сел за стол ответственного хранителя. Ховерчук замер по стойке смирно, ожидая, что скажет хозяин. А Гаджи смотрел на хранителя и видел, что взять с него было нечего.
Дряблый живот, а значит, брюшные мышцы никуда не годятся, под глазами мешки и темные круги, стало быть, почки сработаны на восемьдесят процентов, а печень не справляется с избытком токсинов.
Кости хрупкие, конечности короткие.
Вывод: никакой перспективы, только переработка на плазму, да и то потребует двойной перегонки, что практически съест всю выгоду. Но оставлять Ховерчука живым было нельзя — в раскаяния таких людей Раим Гаджи не верил.
Вот Уолт Хольман — другое дело. Длинные руки, длинные ноги, немного сухощав, но нарастить в растворе мышечную массу — пара пустяков. Насколько
Гаджи было известно, Хольман не курил, а спиртное пил очень редко.
Хозяин навскидку мог назвать с полдюжины заказов, на которые подошел бы Уолт Хольман. Правда, пока он работал без замечаний, а занести в каталог человека только потому, что он ему понравился, Раим Гаджи не мог.
— Лурье, пришлите сюда Шлимана, — произнес в трубку Гаджи, и Ховерчук напрягся. Чем занимался Шлиман, ответственный хранитель хорошо знал. Он попытался заглянуть хозяину в глаза, чтобы по их выражению узнать о своей участи, но Гаджи равнодушно рисовал на бумаге разные закорючки.
Наконец появился Шлиман.
— Звали, сэр? — пророкотал он, с трудом двигая своей квадратной челюстью.
— Это мистер Ховерчук, — сказал Гаджи.
— И все? — спросил Шлиман.
— Все, — коротко кивнул Гаджи.
— Понятно…
Шлиман схватил Ховерчука за локоть и потащил за собой, а тот, скованный смертельным ужасом, даже не сопротивлялся, лишь скулил на удивление тоненьким голосом:
— Пощадите, сэр! Пощадите!
Дверь закрылась, и крики ответственного хранителя стали удаляться. Гаджи вздохнул и, оглядев рабочий стол Ховерчука, покачал головой.
Бумаги валялись в беспорядке, карандаши были не заточены, а в ящике мистер Гаджи нашел недоеденный бутерброд годичной давности.
О том, что послал Ховерчука на смерть, он не жалел ни капли. Нашел Гаджи и принадлежавшую Ховерчуку записную книжку, в которой оказалась фотография рано постаревшей женщины с двумя детьми. Мальчик и девочка десяти-двенадцати лет.
«Наверное, двойняшки», — подумал Гаджи и сразу же прикинул пропорции их скелетов.
И у детей была та же бесперспективность — руки и ноги короткие, кости тонкие.
«А вот если бы они пошли в мать, то это было бы другое дело…» — размышлял Гаджи. Несмотря на то что женщина была снята сидя, он опытным взглядом определил — ее конечности соответствовали каталогу.
«Категория „К4“, — уточнил Раим, — допустимое армирование скелета и даже добавление мышечной массы».
Мистер Гаджи вздохнул. Последнее время цены на качественные заготовки резко выросли. Поставщики жаловались на активность полиции и ужесточение законодательства — воровать людей стало небезопасно. Правда, спрос на «бодигардов» позволял повышать цены, поскольку за безопасность богачи готовы были платить любые деньги.
Раньше бизнес Гаджи спасали войны — раненые и свежие трупы поступали в изобилии. Всегда можно было что-то выбрать, а теперь уже не то. Ближайший конфликт происходил в тридцати сутках полета. А это было слишком далеко.
Открылась дверь, и появился взъерошенный Казакис — помощник Гаджи. Оглядевшись, он спросил:
— А с этим субъектом уже все решили?
— Да, Шлиман забрал его. Что у тебя?
— Двое парней помогали Ховерчуку прятать товар. Они сознались в обмен на обещание оставить их в живых.
— Какая у них категория?
— «А4» и «В5»…
— О, дефинитная комплектация. Зря ты раздавал им обещания…
— Но вы-то, сэр, никаких обещаний им не давали, — улыбнулся Казакис.
— А вот тут ты прав. Куда они девали товар? Судя по всему, комплекта на полноценного «бодигарда» у них не было.
— Не было. Они сделали двух уродов и продали их.
— Вот как? И кому понабились эти уроды?
— Одного взял некто Мо-Муг. Для своей дочки. На урода сшили седло, и девочка разъезжает на нем, как
на пони.
— Мягко говоря, не эстетично, — поморщился Гаджи. — Откуда такие подробности?
— Бжезински рассказал. Это через него они вышли на покупателя…
— Этот Бжезински порядочная свинья.
— Человек с такой фамилией не может не быть свиньей, — заметил Казакис, и они с хозяином расхохотались.
Их смех был прерван появлением Майкла Лурье.
— Сэр, у нас ЧП!
— В чем дело?
— На горизонте выплыл очень большой «фаршированный бычок»…
— Говори толком, Лурье! Твой солдафонский юмор мне непонятен! — закричал Гаджи, вскакивая со стула.