Охотники за космояйцами
Шрифт:
— Буцефалофф вовсе не причастен к убийству Эльзы, — сказал Лёва.
— Вот как! — удивилась она. — А кто же?
— Это мы сейчас пытаемся выяснить. Ты знаешь, где находятся пойманные птицы?
— А причём тут птицы? — удивилась она ещё больше. — Не вижу никакой связи. Где они находятся, спроси у папы, я этим не занимаюсь. Я готовлюсь к свадьбе. Мы с тобой женимся или как? Ты не забыл купить новые ботинки?
— Не забыл, — сухо ответил Посейдонов. Коробочка с кольцом так и осталась в его кармане.
— Мне пора на службу, — сказал он, поцеловал Петунию в щёку и направился
— Не забудь, в субботу мы репетируем свадебный танец! — напомнила невеста ему вдогонку.
Какое-то противное, липкое чувство охватило Лёву. Как будто снова столкнулся со слепой гидрой в марсианском порту. Все попытки пробиться к сердцу Петунии были тщетны, эта избалованная богачка думала только о себе. Всё же он не терял надежды. «Надо будет найти этих птиц, чтобы она вживую пообщалась с ними, поняла, какие это замечательные создания. Может быть, тогда она проникнется к ним сочувствием», — подумал Посейдонов, в глубине души сам себе не веря.
Погружённый в свои мысли, он шёл по аллее, разгребая ногами опавшие листья. Вдруг что-то упало сверху и ударило его в плечо. Лёва инстинктивно ухватился за место удара, и в руке у него оказался маленький шпион в виде летучей мыши, которого они с Сырниковым запустили для слежки за усадьбой Шульцев, а потом благополучно забыли. Видно, у шпиона кончалась зарядка и, увидев своего хозяина, он решил приземлиться. Странно, что заряда хватило на столь продолжительное время. Хорошая модель, надо будет пользоваться в дальнейшем.
Посейдонов зашёл в участок. На службе был один Пискун. У него на приёме сидела какая-то заплаканная женщина.
— Я же вас отпустил отдыхать! — удивился майор. — Случилось что?
Лёва сказал, что хочет пересмотреть кое-какие материалы и закрылся в просмотровом зале. Сведения, добытые маленьким разведчиком, оказались весьма ценными. В хорошем качестве был отснят прилёт грузового аэромобиля, из которого выгрузили клетки с пойманными в Крыму птицелюдьми. Франц Людвигович принимал ценный груз лично, жал руку какому-то мужчине затрапезного вида, очевидно, тому самому Семёну. Роботы отвезли клетки на задний двор и спрятали их в сарае. В последующие дни ничего из усадьбы Шульцев не вывозилось. Ежедневно четверорукий робот в сопровождении дворецкого Филиппа носил в сарай большие вёдра, в которых, очевидно, были еда и вода для пленников. То есть, птицы пока оставались у Шульцев. Почему их не вывозили на марсианскую ферму, былонепонятно. Скорее всего, были какие-то проблемы с документами, ведь по факту они должны были принадлежать Буцефалоффу. Возможно, Франц Людвигович собирался дождаться суда, чтобы разрешить этот вопрос законным образом.
Медлить было нельзя. Посейдонов поспешил доложить обо всём майору. Тот никак не мог избавиться от назойливой посетительницы.
— Я никак не могу принять ваше заявление! — объяснял он, стараясь оставаться спокойным.
— То есть как не можете? — возмущалась дама. — У вас же отдел убийств!
— Да, но не убийств животных! Вы же говорите, что покушались на вашего кота! — Пискун уже начал краснеть от напряжения.
— Да, на моего Золтана! Швырнули в него бутылкой из-под шампанского. А что, вы считаете, что
— Имеет, мадам, но наш отдел этим не занимается. Обратитесь к своему участковому или в общество защиты животных. Можете подать гражданский иск в суд. У вас есть свой адвокат? Если нет, я могу вам порекомендовать очень хорошего специалиста.
Перепалка продолжалась ещё с полчаса, наконец, майор сдался.
— Пишите заявление, — махнул он рукой. — И, пожалуйста, приложите к нему заверенные копии документов, удостоверяющих личности вас и непосредственно Золтана.
Оказалось, дама не захватила с собой кошачьего паспорта, и Пискуну всё же удалось отправить её восвояси. Смахнув со лба пот, он обратился к Посейдонову:
— Чем только не приходится заниматься! Ну, ничего, скоро уйду на заслуженный отдых, буду виноград разводить. Хотя у меня дома такая же мегера!
Лёва рассказал майору о синих курах, спрятанных в сарае у Шульца. Пискун задумался.
— Нет у нас возможности что-либо сделать в этой ситуации. Чтобы изъять у Шульца птиц, нужно решение суда.
— Если мы зафиксируем показания аборигенов и предоставим их суду, то, я думаю, решение будет положительным, — высказал своё мнение Посейдонов. — Мы с Сырниковым проберёмся тайно в усадьбу Шульцев и допросим под запись удерживаемых там синих птиц. Переводчик у нас имеется, лингвисты хорошо над ним потрудились.
Пискун немного посомневался, но затем дал добро:
— Давайте, действуйте! Только если что — я вас никуда не посылал. Мне перед пенсией неприятности не нужны.
Лёва пообещал, что не выдаст начальника ни при каких обстоятельствах.
— Будьте осторожны! — напутствовал его Пискун. — Там же у них всё напичкано видеоаппаратурой.
— Ничего, — обнадёжил майора Посейдонов. — Мы с Сырниковым знаем одно место, где нас не заметят.
Перспектива снова лезть в вонючую трубу вовсе не радовала, но делать было нечего. Расследование необходимо довести до конца, справедливость должна восторжествовать.
Под покровом ночи напарники снова проникли в сад Шульцев. Короткими перебежками, прячась под сенью поредевших деревьев, они стали пробираться к сараю. Огоньки наблюдавших за усадьбой пчёлок и стрекоз мерцали то там, то тут, но сигнала тревоги никто не подавал, это значит, что сыщики работали профессионально.
Сарай был заперт на кодовый замок. Изнутри доносилось знакомое квохтанье и цоканье. Привыкшие к ночной жизни птицелюди переговаривались о чём-то между собой. Голоса у них были громкие, и с помощью переводчика можно было хорошо разобрать их речь.
Посейдонов включил прибор и поднёс его поближе к двери.
— Я больше не могу терпеть эти муки, — жаловался высокий женский голос. — Лучше умереть, но не жить в неволе! О жестокие боги! Они отобрали моего первенца! Мой любимый муж погиб! И мы никогда не увидим своей родины! Скажите, зачем нам жить?! Не лучше ли принять смерть, как Кырх Клок? Он отомстил за нашего нерождённого сына и умер свободным!
— Что ты говоришь, Клуих Цак! — испуганно возражала ей другая женщина. — Нельзя гневить богов! Они всемогущи! Наш удел — терпеть и покоряться их воле.