Охотники за Костями
Шрифт:
Улица вдруг пошла вниз — мостовая тут просела, заполнив подземную комнату. Нет, это дренажная канава, облицованная кирпичом, в нее и полезла крыса.
Расталкивая разбитые камни мостовой, он спустился в трубу. Внизу тонкая подстилка высохших экскрементов, хрустящие надкрылья насекомых, панцири черепах. Он полз дальше. Бледная ящерица длиной в руку тихо скользнула в боковую трещину. Лба коснулись нити паутины, достаточно толстые, чтобы порваться с громким щелчком. Он чувствовал, как что-то пробежало по левому плечу, спине и спрыгнуло.
Бутыл слышал, как сзади кашляет в поднятой им пыли Каракатица. Сквозняк
Улыба подтолкнула своего ребенка. — Вперед, — прошептала она, — держись. Уже недалеко. — Она слышала лишь пыхтение, не крик — еще нет, это лишь вездесущая, поднятая чередой карабкающихся людей пыль мешала ей дышать. Сзади ручонки то и дело касались ее израненных ног, взывая приступы боли, но она держалась, не позволяя себе стонать. "Проклятый недоносок не нарочно, да. И почему у них такие большие глаза, и так жалобно глядят? Словно умирающие от голода щенки". — Ползи, малыш. Совсем недалеко…
Мальчик сзади помогал Тавосу Понду, чье лицо покрывали кровавые бинты. За ними полз Корик. Улыба слышала, как полукровка напевает одно и то же заклинание. Может быть, лишь оно удерживает беднягу от гибельной паники. Он же любит открытые саванны. Не душные, кривые тоннели, это точно.
А ее они не пугали. Знавала она и худшее. Недавно она жила еще хуже. Можно рассчитывать лишь на то, что под рукой — и пока впереди есть путь, есть и надежда, и шанс.
Если только парень или девка впереди не остановится. Еще толчок. — Вперед, подруга. Еще чуть — чуть…
Геслер тащился в полной темноте, слыша впереди стоны Тюльпана, а сзади сводящее с ума пение Хряся. Толстому солдату, чьи голые пятки Геслер то и дело задевал, приходилось нелегко. Тюльпан протискивался по узкому лазу, сдирая кожу, оставляя за собой явственный запах крови. Хриплый кашель… нет, не кашель…
— Бездна тебя забери, Тюльпан, — прошипел Геслер. — Что тут смешного?
— Щекотка, — пропыхтел тот. — Ты. Щекочешь. Мне. Пятки.
— А ты ползи быстрее, идиот!
Сзади Хрясь все тянул дурацкую песню:
А я грю, я грю деревья встали в строй Корни вырвали из мокрой из земли И по ветру машут мохом бородой Замутили глиной д воду на мели До зари вонючей жабами ползли Там на брюхах мы пиявок развели Их задавишь — из хвоста полезет гной В рот польется желтою струей Вшей вкусней Вшей вкусней Ихний сок вкуснее вшей!Геслеру хотелось завыть, как уже выл кто-то впереди. Завыть… но не хватало дыхания — дно было слишком близко, слишком воняло — некогда прохладный, гладящий кожу воздух смердел потом, мочой и Худ знает чем еще. Лицо Правда возвращалось к нему, стояло перед глазами как жуткое обвинение. Геслер и Буян провели рекрута через все
"И что он сделал? Вбежал в горящий дворец. С полудюжиной долбашек за спиной. Боги, в одном он был прав — пламя его не взяло, он заслонил собой вход и тем спас всех. На время. Отразил бурю. Спас всех…"
Вокруг были обожженные, израненные солдаты. Каждая порция воздуха, вдыхаемая в опаленные легкие, вызывала приступы кашля. "Но не у меня". Он мог чувствовать божка этой огненной бури. Мог ощутить гнев ребенка, понявшего, что вскоре ему придется умереть. "Отлично. Ничего иного ты не заслужил". Огонь ему не вредит, но это же не значит, что нужно склониться перед ним в мольбе? Он ничего не просил. Ни он, ни Буян, ни Правд — и Правд уже мертв. О даже не ожидал…
А я грю, я грю мост выдернул быки Камень ноги штукатурка белый зад И с него д хвостами машут барсуки И танцуют и зовут меня назад На веревки мы завили виноград Глиной ухи залепили невпопад Барсуков словили, вырвали кишки И набили жиром полные горшки Вшей вкусней Вшей вкусней Ихний жир вкуснее вшей!"Если мы выберемся, первым делом сверну его тощую шею. Верховный маршал? О боги…"
А я грю, я грю что башня ведьмака…
Капрал Тарр тянул Балгрида за руки и не обращал внимания на его вопли. Удивительно, как магу удалось остаться толстым за время бесконечного похода. Увы, сейчас толщина окажется роковой. Однако сало можно протащить там, где не пройдет кусок мяса. Хоть какая-то надежда.
— Ты оторвешь мне руки! — заорал Балгрид, когда Тарр протащил его сквозь трещину.
— Ты застрял, — отвечал Тарр. — Урб идет сзади, у него нож. Ого, да он его достал…
Сзади раздался глухой голос: — Чертовски верно. Я тебя порежу как кабана, маг. Клянусь.
Хуже всего тьма — не говоря уж о пауках, скорпионах и многоножках. Именно темнота вгрызалась в душевное здравие Тарра, жевала его. У Бутыла хоть есть возможность видеть глазами крысы. Ведь крысы видят во тьме? Или, может, нет? Может, просто тыкаются носом, усами, слушают. Может, они слишком глупы, чтобы сойти с ума…
"Ох, они уже безумны. Нас ведет безумная крыса…"
— Я снова застрял. Боги, не могу двинуться!!!
— Хватит вопить, — сказал Тарр, снова разворачиваясь назад. Потянул за руки ведомого: — Слышал, Балгрид?
— Что? ЧТО?!
— Сам не понял. Кажись, Урб затачивает ножик.
Маг рванулся вперед, дергая ногами и вцепляясь ногтями в стены.
— Ты снова остановился, — буркнул Бальзам ползущему впереди ребенку. — Тебя ящерицы съедят. Заживо. Всех нас заживо съедят. Это же могильные ящерицы, клятый сосунок. Знаешь, на что они способны? Я тебе расскажу, на что. Они жрут человечину. Вот почему их зовут могильными. И от живого мясца не откажутся…