Охотники за сказками
Шрифт:
Добродушный да славный попался нам учитель, только очень уж торопится. Забывая о своем солидном возрасте, припустился бегом за воронками. Тащит напоказ нам полный ящик жестяных банок, вложенных одна в другую и похожих на маленькие остроконечные колпаки. Поверх воронок в ящике тоненькие лучинки с заостренными концами набросаны.
— Кару заводить, значит, научились. Теперь смотрите, как нужно воронки ставить. — Максимыч берет в толстые пальцы щепочку. — Это подставочки у нас называются.
Стук-стук ее в кору пониже «зеркала». Рядом другую
— Гвоздики бы способнее, да нельзя: от гвоздя живое дерево портится.
Между щепочками воронку острым концом вниз установил. Взял из ящика щепочку пошире.
— Это сточным желобком называется. Подстукнул ее в сосну наклоном над воронкой.
— Вот и вся работа. Теперь с усов в зеркало, по зеркалу до желобка, а по желобку в воронку живица сама пойдет. Мало одних усов — другие проведем, побыстрее ее погоним.
Горячо рассказывает Максимыч о прелестях работы в лесу и кончает свой наглядный урок практическим предложением:
— Школу кончите — и сюда давайте. Дела всем хватит… А мы вас в первую голову примем. Вас-то уж мы знаем— вместе пожар тушили… Руки-то как заживают? — кладет Максимыч на голову Павки свою огромную ладонь. — Заживут, ты не горюй особенно. Приходи к нам, будем живицу добывать… Живица — ценная штука!.. Петрович-то не обещает сюда прийти? — спрашивает он.
— Бабка Васена не пускает.
— Вредная старуха! Она ни за что не отпустит. Выспросив нас подробно, как чувствует себя Туманов, и узнав, что ему лучше, Максимыч без раздумья меняет свое мнение:
— Молодец старуха!.. Она вылечит… Она в науке дохтуру не уступит… Ну, говорите ему, что здесь все в порядке. Про участок чтобы и думать забыл. Живица, скажите, ходом идет. При нас, мол, бочата закупоривали… Так ему и скажите… А теперь идите, идите по своим делам. Трав бабушке побольше наберите… Корзиночку-то одну только захватили?.. Побольше бы надо…
— А можно сюда работать приходить? Чтобы на целый день? — спрашивает Павка.
— Это пожалуйста, в любое время. Отказа не будет. «Королева» взмахивает корзиной, подавая нам сигнал:
«За дело!»
Потайные лесные тропинки, глухие урочища, опасные топи и цветистые поляны она знает не хуже Бори.
— Это вороний глаз, — срывает Нина стройный цветок всего с одной ягодкой на самой макушке. — Его берите.
По песчаникам цветет очиток. Над маленьким ручейком собираем густо разросшийся, ломкий на стебле пустырник. Тут же, в низине, встречается целая россыпь мать-и-мачехи с лапушистыми удивительными листьями, которые блестят под солнцем изумрудной зеленью, а перевернешь лист — будто серебряные.
«Королева» обходит мать-и-мачеху сторонкой. Она не притрагивается и к стеблям одуванчика, хотя даже нам известно, что одуванчик — лекарственный.
— Бабушке нужно, чтобы в цвету или с ягодкой. Поняли? А эти отцвели.
И мы наполняем корзину синюхой в запоздалом цвету, багровой растительной смолкой, которую Нинка называет «драконова кровь», иван-чаем, жгучей ясноткой, таволгой и донником. Обламываем хрупкие ветви цветущей крушины и жалеем, что захватили с собою только одну корзину. Мы могли бы набрать и две и три такие.
— Давайте я понесу, — берет Костя наполненную цветами и травами корзину.
Нина довольна.
— Не возражаем. Там нам будет свободнее.
Она снова направляется на участок, где работают вздымщики. Мы все шагаем за ней неторопливо, любуемся, как ловко орудуют рабочие скобелями и хаками. Простоволосые, кто засучив рукава легкой рубашки по самые плечи, кто в безрукавке, они стараются шире открыть себя солнцу и пахучему лесному ветру. Сами забронзовели близко к цвету сосновой коры.
Вздымщики работают — не хакают. Подрумяненное дерево легко уступает рабочей сноровке и острому резцу.
Веселей усы подкручивай!
По зеркалам не заглядывайся! — звучат голоса. Внизу подспорьем в труде веселая перекличка рабочих идет, а в вершинах деревьев птицы снуют: подсвистывают, подбадривают. Радостно и весело, как на празднике. Так и хочется взять в руки скобель или хак да почувствовать себя не гостем на часок, а пойти со старшими наравне «усы накручивать», пускать по стволам живицу.
Прозрачные капельки набухают, просвечивая желтизной сосны, золотистыми горошинками перекатываются медленно по узким надрезам и капают, капают в воронки, застывая в них белым сахаром.
Черную смолу, черный деготь добывали в старые годы из сосны смолокуры. Пришли в Ярополческий бор новые люди — вздымщики, — дала сосна белую живицу.
Мы не спешим уходить с участка. Привлекла нас и взволновала новая жизнь в старом бору.
Зорянка
Утром шел дождь — тихий, теплый, безветренный. Редкие капельки барабанили в окно и, расплющиваясь, растекались по стеклу. Порой лениво, как гул отдаленного выстрела, по небу катился гром. Из-за тесовой перегородки слышался голос бабушки Васены, которая, переплетая быль с небылью, рассказывала Василию Петровичу о чудесных свойствах багровой смолки, о девясил-траве, что от грудных болезней врачует, о разрыв-траве, которую, если в Иванову ночь косить — коса обламывается. Говорит бабушка Васена песенно, словно убаюкивает лесного инженера.
— Ш-ш-ш, — предостерегающе грозится она пальцем, когда я осторожно вхожу в комнату лесного инженера.
Василий Петрович спит. Зато Павка проснулся и широко раскрытыми глазами смотрит на меня с койки из противоположного угла.
— Пойдемте в мою хибару, будем травы разбирать. Оставим его одного, — поводит бабка рукой в сторону Василия Петровича. — Пусть хорошенько выспится. Сон — лекарство хорошее. А под дождичек сладко спится. Одевайтесь да выходите потихоньку.
Павке тоже одному оставаться нет никакой охоты. И он вместе с нами к бабушке собирается. Ленька помогает ему одеться и идет с ним в паре позади меня и Кости Беленького. Перешептываются между собой.