Охотники
Шрифт:
— Что это значит? — спросила я, чтобы отвлечь его.
Джек разжал челюсти.
— Девиз морской пехоты. «Всегда верны». Скрещенные клинки — эмблема нашей бригады. Мы накалываем такое, закончив курс рекогносцировки и специальных операций.
Эмблема бригады… он очень мало рассказывал о своей части по телефону. Я почти ничего не знала, и что такое рекогносцировка, [4] я так и не поняла. Знала только, что подготовка занимала два долгих года, и все это время с ним невозможно было связаться. Трудное было время.
4
Рекогносцировка —
Меня осенила новая мысль.
— У Алекса тоже такая?
— Ну, само собой.
Само собой… могла бы и догадаться. Я прикусила язык, чтобы не спросить: если Алекс примет яд, ты тоже выпьешь за компанию? Так всегда говорила мама, но вряд ли стоило об этом напоминать.
— Кстати, он скоро подъедет. Мы тебя очень ждали.
Сердце екнуло. Я бы не удивилась, выскочи оно из груди, как рисуют в комиксах. Я уставилась на брата, прикусив изнутри щеку, чтобы удержать счастливую улыбку. Не стоило показывать, в какой восторг привело меня это известие.
Прошло полчаса, а мы все еще купались в кондиционированной прохладе машины. Я не сводила глаз с голубевшего за правым окном океана и мечтательно воображала, как выглядит Алекс в форме, пока Джек не прервал мою задумчивость, кивнув налево. Мы подъезжали к развилке. Большой указатель предупреждал о повороте на базу морской пехоты Лагерь Пендлтон.
Когда мы проезжали поворот, несколько армейских грузовиков обогнало нас. Я скосила глаза им вслед.
— Так вот где ты работаешь?
— Именно здесь.
— Лагерь большой? На вид большой.
— Двести квадратных миль. Последние полчаса мы едем вдоль него.
Я немножко подумала.
— Ты живешь не на базе?
— Нет, наши там не живут. Нам надо быть поближе к Сан-Диего и к границе.
К границе? Надо думать, с Мексикой, а не со «штатом апельсинов». [5] Я задумалась, зачем так надо. Наркотики? Нелегальные иммигранты? Джек всегда переводил разговор на другое, стоило мне спросить, чем же все-таки занимается его часть. Я знала, что их, слава богу, не используют за границей, но после такого серьезного курса подготовки немного странно торчать в солнечной Калифорнии, разгуливая в штатском и гоняя на роскошных машинах. И, кстати, разве наркотиками и иммигрантами не положено заниматься полиции и пограничникам?
5
Неофициальное название штата Флорида.
Еще несколько миль — и мы въехали в Ошенсайд. [6] Маленький, выбеленный солнцем городок растянулся по берегу океана; такие поселки показывают в кино — и над ними лениво раскачиваются на ветру пальмы. Мы проехали несколько улиц и свернули у маленького двухэтажного дома, стоявшего чуть на отшибе. Квадратный двор зарос жесткой травой, вдоль фасада тянулась деревянная веранда. Подъехав к встроенному гаражу, Джек нажал кнопку на приборной доске, и гараж сам открыл нам двери.
6
Название городка означает «Берег океана».
Когда мы вошли в дом, я остолбенела. Мне
Кухня, куда провел меня Джек, выглядела чуточку старомодной: большая керамическая раковина, потрескавшийся линолеум на полу и шаткий старый стол со стульями. Я поискала взглядом что-нибудь знакомое, однако узнала только открытку с Биг-Беном, прилепленную на дверцу холодильника — я сама послала ее Джеку год или два назад. На обратной стороне — откровенное вранье, мол, я счастлива и довольна жизнью. Я подошла поближе. Открытка вклинилась между россыпью листков бумаги и парой фотографий. Я поежилась, узнав на одной себя. Снимали три года назад, в наш последний приезд в Вашингтон. Взглянув на снимок, я вдруг пожалела себя четырнадцатилетнюю. Лицо было испуганным, словно девочка на фото скрывала страшную тайну. Шутка в том, что в то время я понятия не имела, какие бывают страшные тайны, — была просто испуганным подростком, в смятении от раскола между отцом и братом, и сомневалась, увижусь ли еще с Джеком или с его лучшим другом. Мне захотелось порвать фотографию в клочья, но я сдержалась.
А на другой снимок, уже замеченный уголком глаза, я едва взглянула. Это было, как почесать зудящий струпик, — мгновенье удовольствия, а за ним боль и выступившая кровь. На фото с обтрепанными уголками смеялась, крепко обнимая мальчугана, светловолосая красавица. Его голова находилась в тени, выше синело небо. Мальчуган был Джек, а женщина — моя мать. Слева, у нижнего края, торчала еще одна, совсем светлая макушка, но моего лица было не разобрать. Я отвернулась, желая отгородить Джека от фотографии, однако вспомнила, что он сам ее сюда повесил и натыкался на нее взглядом всякий раз, как подходил за пакетом молока. Надо думать, это признак выздоровления.
— У тебя уютный дом, Джек. Правда уютный.
— Да, — кивнул он, — и приятно в него вернуться.
Я молча согласилась с ним, а потом, напустив самый равнодушный вид, спросила:
— А где Алекс живет? Удивляюсь, что вы с ним не вместе.
Безразличный тон стоил мне немалых усилий.
Джек расхохотался.
— Вопреки общему мнению, сестричка, мы с Алексом не срослись как сиамские близнецы. До Алекса от меня пять минут. У него очень крутое холостяцкое гнездышко на набережной.
Сердце заныло. Холостяцкое гнездышко? Ну конечно. Глупо думать, что Алекс ни с кем не встречается. Он хорош собой, и, пусть я небеспристрастна, факт остается фактом: они с Джеком вне конкуренции по части внешности и обаяния. В десять лет я молча страдала, наблюдая, как Алекс встречался то с одной, то с другой девицей — все старше меня, и им уже было, чем заполнить лифчик; я просто умирала, глядя на них. Но в мире фантазий, который я создала после переезда, Алекс существовал в бездевичьем вакууме. Иначе я просто сошла бы с ума. А теперь слова «холостяк» и «гнездышко» крутились в моем сознании, стирая тщательно выстроенные воздушные замки и заменяя их картинами теплой ванны и женщин в бикини.