Охра
Шрифт:
– Какжена! Какжена!, – подхватили чайки и кружили, кружили вслед за Охрой и Гришей, слагая поминальную песню.
– Вот-те на, – Павлин аж с трона скатился
– Зачем ты лжешь?, – жарко шептала Охра, беспомощно трепеща в тюрьме человеческих рук, – Ну зачем? Хоть бы спросил у меня, голубок, ты же не знаешь наших законов, не знаешь, на что идешь, желая жить со мной. Ну зачем, зачем ты солгал…
– Я спрашивал. Ты что, не помнишь ничего?, – ответил летчик, и его холодный расчет, его лживые слова испугали Охру так, что аж сердце схватило. Она была обречена.
– Где кольцо?, – грозно спросил Ворон.
– Кольцо, кольцо!, – отозвался птичий хор.
Летчик порылся в кармане и достал проволочку от хлебного пакета. Он встал на одно колено перед Охрой и обмотал проволочку вокруг её тонкой лапки. Охра вздохнула и смотрела на летчика, как на дикую, неистовую тварь. Но молчала.
– Да не кольцуем мы друг друга, человек, – в сердцах бросил Ворон. Он прекрасно понимал, что ничего уже здесь не поделаешь. Даже если летчик и соврал о браке, в мире райских птиц достаточно было одного слова, чтобы союз двух живых существ считался законным. И Охра, молчащая Охра, копала себе могилу бездействием, стояла бледножертвенно, будто уже умерла. От него пахло куриными котлетами, он был высок и неуклюж, с носом, а не клювом, что не предвещало ничего хорошего, но она выбрала его, упав на крышу, ослепленная солнцем. И она поверила в то, что человек может измениться, потому что не было иного выхода, кроме как поверить. По крайней мере, о другом Охра не знала.
Конец ознакомительного фрагмента.