Охранитель
Шрифт:
Бычок унаследовал стать благородного отца вкупе с норманнской природной удачливостью, из чего следует во–вторых: счастье Кловису сопутствовало. Выкупился у господина, выйдя из серважа и став лично–свободным вилланом, к двадцати семи годам обзавелся одиннадцатью детишками из коих (удивительное дело!) ни единый не умер, держал богатый двор — полдюжины коров, гурт овец, гусей. Нанял троих крестьян, пособлять по хозяйству.
Вышло так, что поутру 15 марта именно Бычку пришлось ехать в город с сеном и молоком на продажу: жену в Аррас не пошлешь, старшие сыновья заняты со скотиной, а Пьер–Луи, самый разумный из помощников, прихворнул.
Меж всхолмьями ползли нежно–голубые струи позёмного тумана. Верный признак — оттепель скоро не жди. Работающие на земле давно заметили, что зимы становятся студенее, а лето короче, похолодание началось лет тридцать назад, вызвав лютый голод 1315–1317 годов [28] , когда вымерзли три подряд урожая и много людей умерло, особенно в городах. Сеять теперь приходится позже, в конце апреля, и хорошо, если соберешь урожай перед наступлением первых заморозков, случающихся уже в августе.
28
«Малый ледниковый период» продолжавшийся с начала 1300–х по 1700–е годы по мнению исследователей был вызван замедлением течения Гольфстрима.
Сани уверенно катились по наезженной дороге, подсвеченной восходящим солнцем. Час ранний, не заметно ни всадников, ни других повозок. Впрочем…
Кловис постепенно нагонял здоровущего чубарого коня. Масть приметная, белая с черными пятнами. Идет ленивым шагом, под седлом. В седле наездник — одет добротно, при меховом плаще и бархатном шапероне, клинок на поясе. Благородный. Наклонился к самой гриве, левая рука с поводьями на колене, правая безвольно повисла.
Заснул он, что ли? Сверзится на обледенелую дорогу — расшибется.
— Мессир! А мессир? — позвал Бычок, поравнявшись с всадником. Перегородил путь санями, заставляя чубарого остановиться. — Тпр–ру, зараза! Сударь, слышите меня?
Сударь не без труда поднял голову и воззрился на Кловиса мутными синими глазами. Рожа отекшая и багровая — страсть. Перепил ввечеру? Да кто после попойки в путь отправляется?
Тут всадник начал сползать с седла — Бычок едва успел спрыгнуть с хлипких козел саней и подхватить его милость. Тяжеленький, однако.
Нет, он не пьян. Болен. От благородного так и пыхнуло жаром — лихорадка.
— Pestis, nec dubium est, — прохрипел незнакомец. — Ite meae, boni viri… Exi…
— Не разумею, что вы говорите, — помотал головой Кловис, пускай и догадался, что глаголет мессир по–латыни, словно приходской кюре. — Эк вас угораздило, сударь.
— Ухо… ди… — через силу выдавил владелец чубарого на французском. — Сгинь… Господи, как не повезло…
— Скажете тоже, «уходи», — пробормотал под нос Бычок, соображая, как поступить.
Вводил в искушение солидный кошель на поясе дворянина: деньги забрать, самого оттащить в придорожные кусты, чтобы никто не нашел, сам умрет. Нет, нельзя — смертный неискупимый грех! Вдобавок, если дело откроется, не миновать эшафота в Аррасе, графский суд с простецом церемониться не станет. С живого кожу сдерут, как
Христос заповедовал помогать ближнему — глядишь, его милость потом отблагодарит серебром! Потому Бычок, покряхтев, взгромоздил болящего на тюки, а повод господского коня прикрутил к саням. Отвезти в город, пристроить в обитель францисканцев — у монахов хорошая лечебница.
О том, что в этот самый момент фортуна раз и навсегда отвернулась от Кловиса из Леклюза таковой не подозревал, но добрым поступком спас свою душу.
— Сharrette de foin, — неожиданно внятно сказал неизвестный. — Воз с сеном… Как тогда… Знак.
Засим потерял сознание.
* * *
— Merde! Да кому тут неймется?! — самым некуртуазным образом выругался мэтр Ознар, соскакивая с постели в одной нижней рубахе. В двери неистово молотили, кулачищи пудовые. Выкрикнул в голос: — Угомонитесь! Иду!
Вопреки обоснованным подозрениям на крыльце дома обнаружился вовсе не отправленный братом Михаилом со спешными известиями Жак, а крестьянского обличья мордоворот в суконном колпаке и потертом овчинном мутоне. За его широкими плечами наблюдалась постно–недовольная физиономия мадам Верене — если ореада решила зайти к постояльцу, значит случилось и впрямь нечто из ряда вон выходящее.
— Прощенья просим, ваша милость, — внушительно сказал детина. — Вы ж лекарь?
— Что? — спросонья не осознавая происходящего переспросил Рауль. — Какой лекарь?
— Обыкновенный, — бесцеремонно сказала вдова, отстраняя простеца. — Аптеку держите? Держите. Недужного привезли.
— У меня тут не госпиталь! — отрекся мэтр. — Тащите к францисканцам или иоаннитам!
— Совсем плох, ваша милость, — смущаясь сказал деревенский. — Рыночный прево на ваш дом указал, мол благородных пользуете… Глянули бы, ваша милость? Христом–Богом, а? Помрет ведь.
Всё правильно: врачебные успехи Рауля в городе были известны, равно каждый знал, что лечит мэтр исключительно дворян за немалые деньги.
— Где его разместить? — с сомнением проворчал мэтр, но последняя попытка отказать верзиле была пресечена мадам Верене:
— В помещении аптеки есть лежанка, — твердо сказала ореада. — Кловис, позови моего слугу, Одона, вместе перенесете. Мэтр, дайте ключи…
Хозяйка, снизойдя до скупого разговора с Раулем, кратко пояснила, что крестьянин нашел тяжко больного дворянина на тракте и по совету начальствующего над рынком выборного прево отправился не в монастырь, а прямиком сюда.
«Это она назло, — подумал Рауль. — Что стоило отослать простеца прочь! Мне лишь такой обузы не хватало!»
— Я помогу, — сказала ореада, будто прочитав мысли парижского мэтра. Глянула прямиком в глаза. — Пахнет смертью, мессир, а я — бессмертна…
— «Пахнет смертью»? — повторил Ознар. — Что вы хотите сказать?
— То, что сказала. Ваша человечья смерть мне не страшна.
Наводящая на размышления двусмысленность. И с чего вдруг нелюдимая ореада решила помогать?
Одон с Кловисом, отдуваясь и исходя п'oтом, на руках принесли больного, разместив на простенькой деревянной кушетке стоявшей в аптеке, за жилыми покоями. Вдова Верене раскрыла ставни и зажгла лампы. Сунула в ладонь Кловису серебряную монету — целый денье турнуа, — и отправила восвояси. Вознаграждение за любовь к ближнему вполне достаточное. Шугнула Одона — пусть принесет жаровню и приготовит горячую воду, пригодится.