Охваченные членством
Шрифт:
И когда старшая дочь вышла замуж, он совершил глупость, какую совершают все отцы. Подобно королю Лиру, он понадеялся на дочернюю любовь. Свою комнату он присоединил к квартире дочери, и они выменяли большую жилплощадь. Но на этой площади еще размещались зять и внук...
Ничто не меняется под солнцем и в характерах людских.
И очень скоро несовместимость Юриной духовности, сигаретного дыма и ночного книгочейства вошли в противоречие с покоем и материальным интересом семейного новообразования. Благородный король Лир — Юра хлопнул дверью и ушел в никуда...
С годами он стал упрям и неуживчив. Иногда он находил к знакомым или друзьям помыться,
Последний раз его видели в редакции, куда он пришел с приятелем-бомжом, как бы король Лир с шутом. Навеселе, в приподнятом настроении... Собирался отправиться в Воронеж...
— Ну почему в Воронеж? — спрашивали растерянные сотрудники редакции.— Ты же там никогда не жил. Кто у тебя там? Куда ты поедешь?..
— Все-таки там родина предков, — поблескивая огоньком безумия из-под разбитых очков, отвечал Юра.
— Каких таких предков!
— Ну как же! Аршинниковы — знаменитый род. Мой предок в Воронеже балалайки делал. Чувствую, мне необходимо прикоснуться к земле моих пращуров.
Так и сгинул.
Осталось на последней странице нескольких книг петитом: «Литературный редактор Г. Аршинников», остались три переведенные им баллады о Робине Гуде...
А надпись в туалете «Здесь был Юра» вывели на следующий день после обнаружения.
Шутка тогда получилась дурацкая. Да и жизнь не лучше.
«Теперь купи!»
Как мы быстро отвыкли от власти Его Величества Дефицита. Вырастает поколение, для коего привычны бандиты и нищие, порнуха по телеку, стройные ряды путан вдоль оживленных улиц и многие другие гадости, но про дефицит они не знают.
Все можно купить! Это другая, неведомая нам прежде беда. Были бы деньги. А их — нет. Но так живет весь мир. А дефицит — это социалистическое явление. Поэтому советянин, попавший за рубеж, прежде всего обалдевал от отсутствия дефицита, от обилия товара на витринах, от того, что нет проблемы чего бы купить, а есть проблема кому бы продать.
А ведь еще совсем недавно отец Чебурашки и крокодила Гены, также дяди Федора из Простоквашина Эдуард Успенский любил громогласно спрашивать в детской аудитории:
— Дети,а что такое дефицит?
И дети начинали выкрикивать:
— Мясо! Колбаса! Сгущенка! Масло...
— А на Севере:
— Молоко!
В Архангельске, например, тогда его выдавали только детям по талонам-рецептам врачей в аптеках.
Короче, дефицит — это когда и деньги есть, но купить на них нечего. При плановом хозяйстве возникали порой удивительные вещи. Мой приятель-музыкант, находясь на гастролях в каком-то сибирском городишке, куда от филармонии отправили их струнный квартет, для меня замечательный тем, что я на их концерте, куда они меня пригласили (я пошел в надежде познакомиться с какой-нибудь приличной барышней, собственно, в филармонию и в публичную библиотеку в пору моей молодости в том число и за этим ходили), заснул и упал со стула, не дождавшись, пока они «перепилят» свои скрипки и виолончели.
Так вот, в сибирской дыре произошел счастливый музыкальный момент. В местном универмаге, рядом с хомутами, фаянсовым бюстом Ленина и всевозможной, уж совсем немыслимой и ненужной в хозяйстве дребеденью, музыканты увидели контрабас по цене 2 р.75 к.
Как возникла такая цена, можно только предполагать.
— Дак холодильники везут...— корчась от смеха, говорил он. — Дак на чо нам холодильник-ту? Здеся копнешь на пол-аршина — и вечна мерзлота. Ложь все, что хошь, как в ланбард!
— Будет в доме красивая вещь и в погреб лазать не нужно!
— Да куды его в избу! У нас электричества-ту нет!
Однако все не так просто, как казалось мне и архангелогородцу. Предметы роскоши, к которым когда-то относились и холодильники, даже не стали выгружать из самолета. Холодильники завозили на Север по программе экономических приоритетов, по многолетней практике: все лучшее — на Север! А скупили их полярные летчики. Для того их, собственно, и привезли. И разумеется, не для северян, а для себя. Очереди в ту пору за холодильниками тянулись годами. Ничего не попишешь — дефицит!
Конечно же, дефицитом были книги! При огромных тиражах: скажем, у меня меньше 100 ООО тиража не было. Но за книгами «давились» точно так же, как за плащами «болонья» и т. п. Потому что прежде всего книги распределялись по библиотекам. А библиотек — много! Только детских более 110 тысяч.
Поэтому, например, как мне открыли в Комитете по делам печати, на Питер поступило моей книги «Прощайте и здравствуйте, кони!» всего 400 экземпляров. Из них я как автор получил только 8 экземпляров. Чего не хватило даже на подарки родственникам.
И вот по великому блату, со слезами, давя всем обаянием, я выпросил один экземпляр в соседнем книжном магазине. Книгу получил из-под полы, со всеми предосторожностями, потому что книгочеи и книголюбы контролировали поступление каждого экземпляра.
По когда я уходил, пряча за пазухой заветный экземпляр, в тамбуре магазина встал передо мной, как I ист перед травой, некий господин-товарищ в наглухо застегнутом пальто и, дыхнув перегаром, спросил:
— Старичок, хорошую книгу надо?
— Всегда!
Он распахнул пальто, и там за подтяжками, как боевой нагрудник, я увидел знакомую обложку.
— Сколько?
— Только для тебя, старичок! Пять номиналов.
Теперь смешно вспоминать те цены, но я все-таки заартачился.
— Знаешь, старичок, — сказал я книжному спекулянту, глядя в его ясные, свежеопохмеленные глаза. — Ты не поверишь! Я эту книгу написал!
— Написал — молодец! — не сморгнул «старичок». — Теперь купи!
Художники