Охвен. Аунуксиста
Шрифт:
Никаких чудес, кроме обилия людей он не заметил. Все были озабочены чем-то, суетились и торопились. Выйдя обратно за стену, он решил спуститься к реке, чтоб умыться и передохнуть, а уж потом двигаться обратно к лодке. На берег вела тропинка, петлявшая среди каких-то строений, то ли сараев, то ли домов. Чем ближе он подходил, тем громче слышал, как с берега раздается сдавленный свирепый и захлебывающийся лай, а затем и крики людей.
Он, ничего не подозревая, вышел на берег и оказался нечаянно между мрачным мужиком в красной рубахе с сучковатой палкой в руках и худеньким пареньком с окровавленным лицом. Охвен никогда не видел такого насыщенного яркого красного цвета, как у той рубахи. Удивиться он не успел, потому что мужик, свирепо вращая выкаченными глазами, пинком отшвырнул Охвена с дороги и снова замахнулся на парня.
Это было против правил. Охвен, падая, успел сокрушиться, что нет с ним меча, и мгновенно вскочил на ноги. Он даже не задумывался, что ему делать. Чтобы оценить ситуацию, хватило несколько ударов сердца: два человека — в красном и еще один — гнали палками незнакомого безбородого парня прямо на сидящего на цепи пса. Впрочем, пес не сидел, наоборот, он рвался навстречу, извиваясь и брызжа слюной. Цепь, натянутая, как тетива лука, казалось лопнет от рывков этого огромного лохматого кобеля.
Охвен, сделав пару шагов, перехватил замах разъяренного краснорубашечника, вернул пинок коленом в грудь, дождался, когда тот с некоторой долей удивления опустится на колени, оставив палку в его руках, и замахнулся на второго. Но этот драчун оказался многоопытным и верно оценивающим ситуацию: он, бросив свою палицу, отскочил под защиту собаки. Та его не съела, значит, они из одной банды.
Парень же, утерев кровь с лица, начал что есть силы бить ногами своего доступного обидчика. Если он ожидал, что мужик заплачет и будет молить о пощаде, то ошибся. Очевидно, здесь в красных рубашках ходили только малочуствительные, мстительные и могучие типы. Охвен глазом не успел повести, а мужик уже оказался на ногах со взъерошенной во все стороны бородищей. Он, не слишком отвлекаясь на сыплющиеся удары, оглушительно рявкнул, как вылезший из берлоги медведь, избавившийся от пробки в кишечнике, потом добавил непонятное слово:
— Ряха!
Очевидно, просто представился. Отмахнулся оплеухой от наседающего на него парня, как от комара, и поднял над головой пудовые кулаки. Бедный парень кувырком улетел в сторону и подозрительно затих.
В это время второй сообщник, прячущийся за беснующимся псом, тоже прокричал какую-то нелепость. Тон был явно недоброжелательный и, к тому же, изрядно злорадный. Лишь теперь Охвен осознал, что тот преуспел в своем занятии, смысл которого только сейчас стал понятен: он спускал с цепи собаку неприятной наружности и настроенную на забавную и смешную игру. Название игры: «Разорвать и сожрать».
Охвен бросился назад, но услышал, как слабо дзынькнула цепь, освобождаясь от зверя. В голове не было ни одной мысли, поэтому он не успел испугаться, подумав, что от пса не убежать. В три прыжка молодой карел достиг поленницы дров, сложенной в несколько рядов на уровень человеческого роста. Он не пытался запрыгнуть наверх, потому что собака проделала бы тоже самое. Охвен уперся спиной, успев сорвать и намотать на локоть левой руки кем-то беспечно уложенный на дрова половик. После этого он сунул руку под нос восторженному псу, почему-то сосредоточившему всю свою злобу на совсем незнакомом человеке. Громадный кобель ничего против этого не имел — его челюсти сомкнулись на утолщенной половиком руке. Если бы сзади не было никакого упора, то Охвен с четвероногим другом оказался бы на земле, а потом частично в животе у последнего. Но этого не произошло, Охвен удержался на ногах. Более того — не отвлекаясь на словесную перепалку, он схватил правой рукой подвернувшееся полено и ударил пса в основание черепа. Собаки не любят, когда их туда бьют, потому что имеют обыкновение после этого ломаться в шейных позвонках и сразу затихать. И этот суровый и жестокий кобель не стал исключением.
Мужик в красной рубашке, сунувшийся лицом вперед, не дождался продолжения, которое предвкушал. Он растерянно оглянулся назад, в то время как его цепной пес сполз на землю у ног Охвена, стянув заодно зажатый в клыках половик.
— Ряха! — опять представился он, поняв, что победа на этот раз была не на стороне его питомца, и бросился с завыванием на Охвена.
Но Охвен не стал ждать и сам шагнул навстречу, переступив через неподвижное оскаленное тело собаки. Одновременно с шагом вперед, он метнул полено, которое до сих пор держал в руке. То стремительно сблизилось с летевшим навстречу бугристым от ярости лбом мужика. Звук удара был похож на удар веслом плашмя по воде. Глаза человека закатились на лоб, будто он хотел посмотреть, куда же это впилась чурка. Удовлетворившись, он замер на земле, разбросав руки в стороны.
Его сообщник, увидев как обернулось все дело, высоко подпрыгнул, и ноги его начали бежать еще не соприкоснувшись с землей. Только что он был возле собачьей будки — и вот уже нет никого в зоне видимости. Только крик завис, отстав от беглеца.
Охвен подошел к мужику, почесывая в затылке: убить собаку — дело житейское, вот как с человеком быть? Но красная рубаха на животе ритмично подымалась в такт дыханию, а покойники, как известно, очень редко умеют дышать. Он повертел в руках полено, обнаружив, что то криво раскололось на две, скрепленные черным сучком, половинки. Пожал плечами, не зная, что делать дальше.
— Ой, паря! — услышал он чей-то голос. — Не сдобровать вам теперь.
К нему подошел неизвестно откуда взявшийся седой жилистый человек. По выговору он был карелом — людиком, что жили на северо-востоке.
— Бери-ка своего друга, да беги подобру-поздорову.
— Не друг он мне, — ответил Охвен. — Я мимо проходил. Вступился просто.
— Ну да все равно, не бросишь же его теперь здесь. Лучше вам на тот берег податься и подальше от города в лес забраться, — сказал людик.
Охвен посмотрел на широкую, как поле репы вдоль, реку и представил, как залезает в стылую осеннюю воду. Даже если плыть безумным собачьим стилем, то все равно на середине придется потонуть.
Седой, проследивший за взглядом, наверно, догадался о том, что было в голове у молодого парня. Когда Охвен непроизвольно передернулся, то сказал, чуть усмехнувшись:
— Да ты лучше лодку возьми. Вам теперь все равно, кем прослыть. Лишь бы выбраться. А лодку на том берегу оставите. Хозяин потом подберет. Да поживей двигайся, а то сейчас сюда прибежит половина Ладоги с вами разбираться. И уж поверь мне, никто разбираться не станет, кто прав, кто виноват.
Охвен, как во сне, бросился к берегу, где качались на привязи несколько лодок. Ему не верилось, что это происходит с ним на самом деле. Весел в лодках не было. Он оглядел ближайшие сараи и подбежал к самому высокому: только в него могли влезть весла, если их, конечно не сломать. Выхватил из-за пояса плотницкий топор, о существовании которого напрочь забыл. Сбить замок обухом оказалось так легко, будто всю свою сознательную жизнь Охвен только этими занимался. Бросив весла в лодку, он перерубил привязь и поспешил к слабо шевелившемуся окровавленному парню.