Океан Бурь. Книга вторая
Шрифт:
Но Василий Андреевич, оказывается, и сам все знал про «секретное письмо».
— Василий тебе писал, как хорошо у него все сложилось. Прочел я это «секретное письмо». Ты уж извини, что так получилось.
— Чего там… — махнул Володя рукой. — Ну, а Васька, он теперь где?
— Теперь он в Теплом городе. Его принял на обучение знаменитый клоун Анатолий Петушков. Слыхал про такого? Вот куда залетел наш Васька! Да он еще и в кино снимается, и, может быть, скоро увидим его на экране. Заходил я к его мачехе…
— Вот еще!.. Зачем?
— Она так и сказала: «Вот
— Молодец Васька! — воскликнул Володя. — Вот молодец!..
— Оба вы молодцы-беглецы, — покрутил головой лейтенант.
Хвалит или наоборот? Этого Володя так и не понял и тоже неопределенно проговорил:
— А что нам делать? Мы маленькие — не больно-то к нам прислушиваются.
— Это вам только кажется, а мы только и делаем, что к вам прислушиваемся. К каждому вашему слову. Эх, и хорошо у тебя здесь! Прохладно, и небо видать. — Он опрокинулся на спину и счастливым голосом проговорил:
— А теперь давай о деле.
После этих слов Володя снова призадумался:
— Да говорю же вам, что ничего такого я еще не проявил!..
— Да я не про то, что ты думаешь. У всех мальчишек что ни день, то происшествие. Это уж такой порядок жизни. Я в твоем возрасте чего только не вытворял!..
— Ну да?
— А ты что думаешь, как я родился, так мне сразу синие погоны на распашонку нашили?
Володя рассмеялся:
— И вместо соски пистолет на ленточке привесили…
— Понял? Ну вот, то-то. Не об этом сейчас у нас разговор.
Но о чем должен пойти разговор, он сказать не успел, потому что дверь приоткрылась и появилась голова с двумя бантиками и задорным носом. Тая. Услыхала голоса, и одолело ее любопытство.
— Ах, ты не один? Ах, извините…
Но, поахав, она никуда не ушла.
— Заходи, — сказал Василий Андреевич, — ты тут не лишняя.
Когда Тая, скинув тапочки, уселась на шкуре, Володя рассказал о том, что волновало и его, и всех жителей улицы. Тая ему мешала, то и дело перебивала его рассказ, вставляя совершенно лишние подробности. Ей обязательно надо было сообщить, кто что сказал да как поглядел. А потом оказалось, что она рассказала как раз то, что надо. О музее Василий Андреевич и сам все знал, а весь день ходил по домам и разговаривал с жителями, выясняя разные мелкие подробности, которые Володе казались совершенно лишними.
— В нашем деле как раз мелкие подробности имеют большое значение, — проговорил Василий Андреевич, записывая в блокнот некоторые Тайкины сообщения. — Видеть надо все, замечать.
Он говорил почти то же, что и Снежков. Но только там разговор шел о художниках. Когда Володя сказал это Василию Андреевичу, тот задумался.
— Художники? — отозвался он. — А я думаю, это во всяком деле не лишнее. — Взглянув на часы, он поднялся. — Поговорил бы я с вами еще, но дежурство мое начинается. Надо бы еще к Елене Карповне заглянуть, да боюсь я ее.
Еления. Ее многие побаиваются. Это признание не очень удивило Володю.
— Хотите, провожу, — предложил Володя.
— А ты не боишься?
— Ну и что же, если надо.
— Это ты правильно сказал. Если надо, то хватай страх за горло, не давай ему орать, запугивать тебя.
Он попрощался и ушел, пообещав увидеться с Еленией в другой раз.
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР
Что произошло ночью? Какое событие он проспал? Володя прислушивался к невнятным голосам, доносившимся из сеней. Такие голоса бывают, когда в комнату внесут сразу очень много вещей, и тогда звукам делается тесно, и они теряют свою звонкость.
Пробираясь через столовую, Володя протирал глаза и жмурился от утреннего света. Он шел осторожной походкой охотника, выслеживающего невиданного зверя.
Отворил дверь и сразу понял: приехал Снежков! Как можно проспать такое событие! Посреди сеней лежало много разных вещей: большие и маленькие ящики, тюки, чемоданы. На одном из ящиков два ружья в зеленых чехлах. Невиданной формы не то медный чайник, не то котелок, совсем еще новый, сияющими своими боками, напустил полные сени ослепительных зайчиков. Еще было много прекрасных вещей и среди них — болотные сапоги, связанные ремнем, старая кожаная куртка и соломенная шляпа…
Среди этого богатства расхаживала Тая. Ее мать выглядывала из своей комнаты. В дверях, собираясь уходить, стояла Еления. Увидав Володю, она прогудела:
— Хорошо, что ты проснулся. Скажи Снежкову, что я скоро вернусь. Пусть подождет. Этим хоть говори, хоть нет: у одной ветер в голове, а у другой уж и не знаю что.
Она ушла. Тая проговорила: «Подумаешь» — и показала язык. Александра Яновна ничего не сказала, а только махнула рукой и ушла к себе.
— Проспал? — спросила Тая. — А тут так топали, когда все это вносили… И так грузовик гудел! Просто ужас. А ты и не проснулся…
Слушать все это было очень обидно, но Володя так обрадовался приезду Снежкова, что только рассмеялся.
— Все я слышал. Только не хотел путаться под ногами, как ты.
— А вот и неправда. Снежков заглянул к тебе и сказал: «Вот какой сон богатырский!»
Снежков. Он знает, что сказать и как оправдать человека, чтобы ему не было обидно.
— Ну вот и не пищи. — И, вспомнив, что вот за той дверью спит Снежков, который учил его уважать девчонок (девочек), добавил: — Голос у тебя какой-то очень звонкий, так и отдается. Ты не обижайся.
С удивлением взглянув на него, Тая затрясла своими косичками, на которые она еще не успела нацепить бантики.
— Вот еще! — Но тут же притихла, завздыхала и жалостливо шепнула: — Какая может быть обида, если твоя жизнь ломается…
— Как это ломается?
— Я сама слыхала, как Снежков сказал твоей маме: «Пусть спит, у него жизнь ломается».
Володя задумался, положив локти на ящик, щекой прижался к ладоням. Если так сказал Снежков, то не зря. Что-то это значит. Только что?
И в самом деле, Снежков сказал Валентине Владимировне о том, что в жизни ее сына происходит перелом. В семью входит новый человек.