Океан чарующих надежд
Шрифт:
Я был так разочарован, что на мгновение даже растерялся. Испытав в начале столь сильные чувства, и, в глубине души понадеявшись найти здесь если не ответ, то, хотя бы, подсказку к своим затянувшимся поискам, оказался теперь сражен суровой реальностью. В голове никак не укладывалась связь этой пустышки с тем магнетизмом, с той загадочной силой притяжения, которую она излучала. Развернувшись, я поспешил обратно к тропе, которую оставил где-то позади, в надежде исправить мимолетную ошибку. Но сколько бы ни блуждал, сколько бы не бежал с полной уверенностью, что наконец-то выбрал правильное направление, вернуться на прежний путь мне не удавалось. Заблудившись в этом безумном лабиринте ложных иллюзий, я вмиг лишился всех своих прошлых ориентиров, унесенных волнами перемен. Все корабли, к которым я теперь приближался, тоже теряли свой горделивый лоск солидных старцев, превращаясь в цирковых паяцев с плохо нанесенным гримом, пытающихся изобразить нечто величественное. От былого благоговения к ним не осталось и следа. Я попался в столь простую западню, расставленную своим же собственным легкомыслием! Цель, к которой я так стремился все это время, вновь оказалась скрыта от меня. Остановившись рядом с какой-то бесформенной грудой, под гнетом времени совершенно потерявшей прежний облик, я невольно начал смеяться. Долго и беззвучно.
– Теперь это наш дом, человек.
Я был не в силах побороть спазмы, сжимающие грудь в приступе нервного смеха. Меня, впервые за долгое время, обуревала злость – дикая, ослепляющая злость, из-за которой до крови сжимались кулаки и скрипели зубы, и, в тоже время, злость вялая, бессильная, полная отчаянной мольбы во взгляде. Я вдруг понял, что потерял здесь не только свой путь, но и то зудящее чувство где-то в глубине моей натуры, которое рвалось вперед и вело меня за собой все это время. А зародившаяся злость, клокочущая и бурлящая от бессилия, направлена вовнутрь – на самого себя.
– Теперь это наш дом, человек.
Только со второго раза до меня дошел смысл этих слов. Обернувшись на голос, я увидел большую серую Акулу, осторожно подплывающую с каким-то осознанным изяществом – её хвостовой плавник медленно и, скорее, вальяжно покачивался из стороны в сторону, а прилипшие к телу реморы, походили на свиту, удерживающую бархатную королевскую мантию. Вытянутая морда окрашена в алый красный цвет, как будто чья-то кровь въелась в чешую, и морская вода больше не в силах её смыть. Но самым ярким пятном в её облике были глаза – цепкий живой взгляд хищника, наполненный бесконечной пустотой – две, казалось, несовместимые черты, придающие морде устрашающее выражение. Подплыв на небольшое расстояние, Акула начала кружиться вокруг меня, изучая со всех сторон. В каждом её движении, в каждом изгибе чувствовалась уверенность и грациозность.
У меня совершенно не осталось сил и желания говорить или двигаться, поэтому я просто стоял без движения, решив подчиниться естественному ходу событий.
– Теперь это наш дом, человек. Здесь твое место.
Пасть Акулы оставалась закрытой, но я понимал, что голос исходит от нее. В отличии от невидимого существа в ущелье, голос Акулы, как и взгляд, совмещал в себе несовместимые черты – приятно обольстительные нотки смешивались с металлическим скрежетом.
– Откуда тебе знать, где мое место?
Слова против воли вырвались наружу, словно наделенные собственной жизнью, едким саркастическим плевком поплыв в сторону собеседника. Но Акула этого даже не заметила. Слишком вялым было мое сопротивление. С каждым новым витком, она приближалась ко мне все ближе.
– Потому что я – это ты. Только в прошлой жизни. Во всех твоих прошлых жизнях.
Услышанное, неожиданно для меня самого, ввергло в состояние полного хаоса. Я испытал чувство, о существовании которого и не догадывался до этого момента – чувство саморазрушения. Всю жизнь мне удавалось сохранять целостность своей личности благодаря бережно хранимому в памяти обещанию и четкой цели, к которой упорно двигался, лишенный всех сомнений. Но, сейчас, во мне что-то изменилось. И я не понимал причин этой перемены.
Все части тела вдруг начали отторгать меня, разрываясь в стороны. Собственное «Я» с чудовищной силой забилось где-то в груди, в безудержной попытке вырваться наружу. Мое тело казалось со стороны слабым мыльным пузырем, готовым в любой момент взорваться сотней крохотных каплей. Закрыв глаза, я постарался успокоится и взять себя в руки. Но в какой-то момент чувство саморазрушения сменилось болью. Теперь это больше походило на пытку тысячами маленьких иголок, которые, вонзаясь и проникая в тело, задевают каждый нерв, вызывают жуткие спазмы и, кажется, добравшись до сердца – остановят его навсегда. С каждым мгновением боль нарастала, грозясь овладеть моим сознанием, подчинить себе мою волю, и, я знал – если сдамся, непременно превращусь во что-то другое, навсегда потеряв себя.
– Я не могу быть таким, как ты.
Упав на колени, сквозь заглушающую сознание боль, я смог выдавить только эти глупые бессильные слова. На большее я был сейчас неспособен. Но Акула продолжала кружить, приближаясь все ближе, как ни в чем не бывало.
– Ты можешь быть таким, каким тебя создает обыденная действительность этого мира. Можешь подчиниться ей, влиться в её бесконечно переменчивое русло, уподобиться её бесчисленным гибким протокам. Откажись от пустых иллюзий, понапрасну терзающих твое сознание. Ты уже нашел достойное место.
Ещё один круг.
– Что плохого в обыденности? В непоколебимом и неминуемом течении времени, которое оно представляет? В изяществе её предсказуемых форм и спокойствии гладкого течения жизни.
Ещё один круг.
– Что плохого в согласованности жизненных приоритетов? В устоявшихся столетиями догмах, которыми мы руководствуемся. Неужели ты не замечаешь красоту и гениальность окружающего тебя мира, его рациональность и продуманность.
Каждое произнесенное слово отзывалось в моем сознании новой волной боли. Чем больше она говорила, чем ближе подплывала ко мне, тем слабее становилась моя воля.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я действительно не мог собраться с мыслями – все силы уходили на борьбу с самим с собой. «Как странно», - вдруг пронеслась одинокая мысль, - «Самые страшные сражения мы всегда ведем против нас же самих. Против предательских мыслей, порожденных слабостью».
Ещё один круг.
– Сейчас тебе чуждо понимание, человек, но это поправимо. Оглянись ещё раз и прочувствуй атмосферу, символизм этого места. Тебе суждено было сойти со своей тропы и встретить меня. Предначертанное изменить нельзя.
Ещё один круг.
– Твоя мечта – как эти корабли – прекрасна лишь на расстоянии. Не пытайся приблизиться к тому, что от тебя спрятано. В этом и заключен смысл твоего, а значит и моего существования. Приблизившись, ты познаешь настоящую горечь разочарования. Думаю, ты уже смог это прочувствовать.
Ещё один круг.
– Лишь приняв себя таким, какой ты есть, сможешь переродиться. Не сопротивляйся. Мне наперед известны все твои мысли, все твои эмоции и чувства. Ведь ты проходил этой тропой сотни раз, и каждый раз – всегда – изгонял своих беснующихся демонов.