Океан чарующих надежд
Шрифт:
– Изгонял своих демонов?
Мир вокруг резко потускнел и превратился в гигантское черное полотно. Я же оказался маленькой белой точкой, слабо различимым пикселем этого однотонного полотна, мимо которого, в спешке, проносятся лица. Сотни и тысячи лиц, одним жирным мазком расплывшихся перед моим взором, незряче любующихся картиной и убегающих дальше, навсегда исчезнув из памяти. Но, в следующий миг, на меня устремлен ясный и осознанный взгляд. Не на картину – на меня. Одухотворенное внутренней красотой, чистое лицо, с живыми карими глазами, и едва очерченной улыбкой. Она смотрит на меня очень долго и внимательно. Я не могу прочесть ее чувств, как не могу заговорить с ней. Но в её прямом самоуверенном взгляде я, впервые, не ощущаю осуждения. «Эта картина очень сильно напоминает мне другое произведение, которое я видела в городе Л* несколько лет назад», - она говорит с кем-то для меня невидимым, и в голосе я вдруг ощущаю грусть, - «кажется,
Последние слова нестерпимой болью отозвались в груди, как будто вся её невысказанная грусть передалась мне. На этом воспоминание растворилась, затянув меня обратно.
Открыв глаза, я понял, что продолжаю стоять на коленях, а вокруг все так же грациозно кружит серая Акула – практически вплотную рядом со мной. Но вот боль – боль отступила. Испытанное же мною чувство саморазрушения приняло совсем другую форму. Теперь я понял, что не должен ему сопротивляться – не должен сопротивляться своим демонам. Ведь только поддавшись им, разорвав связь с этой реальностью, с иллюзиями обыденности, и уничтожив свое прошлое «Я», слабое, привязанное к этому миру, я смогу вернуться на прежний путь, засияв во мраке, и, наконец, выполнить данное обещание.
Зажмурившись, я с ещё большей силой ощутил чувство саморазрушения и, на этот раз, отдался ему без остатка. Окружающая меня реальность на мгновение замерла, а затем схлопнулась, словно попав в маленькую черную дыру у меня под ногами.
4
Тот день навсегда останется в моей памяти как самое первое и самое яркое воспоминание из детства. С годами оно станет и самым ценным – поддерживая в сложных жизненных ситуациях, и напоминая причину моего движения вперед.
Помню, мама взяла за правило читать мне на ночь отрывки из разных книг. То могли быть детские энциклопедии с большими разноцветными иллюстрациями, сборники сказок, или же части серьезных произведений, которые она слегка переделывала на шутливый лад. Я не сохранил в памяти деталей, но, слушая каждый раз ее истории, во мне просыпалось все больше любопытства к окружающему нас миру. Читая мне, она включала небольшую лампу, стоявшую рядом с кроватью. В слабых лучах желтоватого света, падающих только на книгу, комната преображалась в фантастическую страну иллюзий. Этот же свет слегка оттенял мамино уставшее, но доброе лицо, отчего оно приобретало мистически-волшебные очертания. Тихий голос плавал в окружающем пространстве, направляя повествование в известное ей одной русло – мама, всегда безошибочно предугадывая как именно преподнести ту или иную историю, приковывала мое внимание каждым произнесённым словом. Рядом с кроватью, на стене, висела большая географическая карта мира, которую с трудом удавалось разглядеть в царившем полумраке. Лежа на спине и слушая тихий голос, я, часто неосознанно, всматривался в едва различимые очертания материков и океанов. Иногда, мама вставала и показывала мне в какой именно стране происходит действие из книги, но тогда я не придавал этому особого значения. Уходя, она оставляла включенным тусклый ночник, с которым комната окончательно теряла знакомые очертания, превращаясь в бесконечный темный океан. По невероятному стечению жизни, свет от этого ночника лучше всего освещал соседнюю стену.
В тот день я долго лежал без сна. Услышанная история взволновала меня сильнее прочих. Я был потрясен сюжетом – захватывающим и непредсказуемым, и героями – сильными, волевыми, уверенными в себе. Действие происходило в далёкой загадочной стране, название которой мама постоянно смешно коверкала. Бегая взглядом по разноцветным пятнам, покрывающим поверхность континентов, я пытался отгадать, в каком именно месте на карте произошла та удивительная история. Меня переполняло чувство тревоги, смешивающееся с детским возбуждением и какой-то глубокой затаённой радостью. Такие яркие эмоции никак не давали мне сосредоточиться – в сознании все время всплывали отрывки чужих диалогов и образы героев, тесня прочие мысли. Но, чем дольше я всматривался, тем яснее и объемнее становились очертания стран, и в конце концов я понял, что стою на этой самой карте. Я видел, как смело делаю шаги, легко переступая через границы, водные пропасти, горные вершины. Не существовало преград, способных меня остановить. И в какой-то момент я вдруг интуитивно понял, что являюсь частью этого мира, что я – живое мыслящее существо – связан невидимой нитью с другими удивительными мыслящими существами. А единственная преграда между нами – тонкие серые линии на разноцветной карте.
Наверное, именно тогда во мне проснулось самосознание, пускай я этого еще не понимал. Встав на ноги, я едва смог дотянуться рукой до края карты, но это прикосновение еще сильнее убедило – окружающий меня мир всего лишь точка на этой маленькой карте. И, если захотеть, можно оказаться в любом её месте.
В зрелом возрасте я часто вспоминал тот случай, пытаясь понять, как сильно он повлиял на всю мою дальнейшую жизнь. Толчком к таким размышлениям могли послужить вспышки старых воспоминаний, полузабытые сны, чьи-нибудь случайные слова, разрезающие ткань спокойствия, а, порой, едва уловимые запахи, бросающие в дрожь сильнее ярчайших фантазий. Я слабо помню детство, сохранив только дорогие сердцу эпизоды той поры. Из-за этого, даже рассказы родных всегда казались мне какими-то неестественными и чужими, будто прочитанные в книжке о другом, незнакомом человеке. И, все же, с годами мне постепенно удавалось находить в глубинах памяти разные части неразборчивой головоломки, которую иногда называют жизнью, медленно собирать их воедино, и шаг за шагом приближаться к разгадке. Какие-то из воспоминаний со временем теряли свою ясность, представая в виде мимолетных образов, потускневших картин или же застывших в вечности сцен из семейной жизни. Другие, наоборот, яркими красками блистали в шкатулке памяти. Но, все они играли для меня одинаково важную роль.
Рассказы матери подарили мне одно из самых больших наслаждений – страстную любовь к чтению. Обретенное же, в раннем возрасте, чувство самосознания помогло сформироваться моему мировоззрению, позже превратившись в мечту.
Дом родителей всегда был полон книг – до сих пор закрывая глаза, я отчетливо представляю кабинет отца, до потолка заставленный стеллажами с ровными рядами разноцветных корешков. С самого детства книги играли для меня роль наставника и покровителя – я черпал в них духовную силу и знания, а моральные принципы героев служили жизненным ориентиром. Я зачитывался произведениями, порой забывая про еду и сон, словно в лихорадке теряя грань между миром реальным и миром вымышленным. Вдохновляясь поступками героев, мнил себя таким же отчаянным безумцем и храбрецом. Вместе с Д`Артаньяном я влюблялся в Констанцию, вместе с неуловимым капитаном Немо нырял на океанские глубины, кажущиеся недосягаемыми, и от того, особенно заманчивыми.
В семь лет я приступил к более серьезным произведениям классической зарубежной литературы, расширяя границы своего сознания, благодаря чему уже в первых классах школы имел довольно изрядное представление о жизни, истории, культуре. К счастью, моя страсть не стала причиной заточения или замкнутости. Наоборот, она все сильнее распыляла мое любопытство к людям. Я старался впитать в себя абсолютно все, что могло дать окружение десятилетнему ребенку. Именно тогда, под натиском собственной любознательности, испытанное в детстве чувство восторженности перед жизнью, доселе дремавшее, вдруг пробудилось с новой силой. И вскоре переродилось в ослепительно яркую мечту – я захотел увидеть и узнать весь этот сложный мир, самые отдаленные его уголки и самые глубокие тайны.
Такая расплывчатая мечта, как и у многих моих сверстников, могла бы со временем притупиться и бесследно исчезнуть, если бы в двенадцать лет, все по тому же невероятному стечению обстоятельств, я не увлекся фотографией. Однажды, в столе отца я нашел старый фотоаппарат, и с тех пор мог смотреть на мир только через узкий видоискатель объектива. И если книги были для меня плодородной почвой, на которой взросли семена понимания жизни, то фотография явилась призмой, через которую я познал её многогранность.
Благодаря этому же увлечению, я получил свой первый жизненный урок – одной страсти иногда бывает недостаточно. Несмотря на слепую увлеченность, самоотдачу и творческий энтузиазм, всегда охватывающий меня при виде камеры, я был начисто лишен таланта. Ребенком я не до конца понимал его значения, и, поэтому, с недоумением и обидой взирал на холодное отношение родителей к своему хобби. В пятнадцать я уже точно знал, что хочу заниматься этим профессионально – в качестве фотокорреспондента изучать самые отдаленные уголки планеты и людей, их населяющие, тем самым осуществив засевшую в сердце детскую мечту. Я чувствовал глубокий философский смысл и историческую значимость в представлении реальности через фотографию. Но родители, предпочитавшие видеть меня достойным продолжателем семейной адвокатской традиции, оказались непреклонны. И когда пришло время выбирать жизненный путь, я из благородного первооткрывателя в один миг превратился в рыцаря плаща и кинжала, вынужденного скрывать свое увлечение. Напуганный, ведомый окружающей меня действительностью, подчиненный желаниям родителей и успев познать горечь бесталанности, я отрекся от прежних убеждений. Меня прельстила перспектива спокойно жизни, и на долгих четыре университетских года я забыл про свое, самое сильное увлечение.