Океан и кораблик
Шрифт:
Гости запротестовали.
– Видите, как вас слушают!
– сказала Ангелина Ефимовна.- Продолжайте, продолжайте...
– Марфа Евгеньевна, вы спросили, что для меня главное в жизни. В наше время главным, по-моему, является нравственность. Нам, молодежи, так часто не хватает и внутренней культуры, и духовности. Просто настоящей доброты, которая способна уберечь от пошлости, от зла. И еще я скажу, раз вам не надоело меня слушать: мир - это не фон, на котором мы живем. Каждое поколение приходит в мир, чтобы сделать его лучше. И каждый человек в отдельности - сам - отвечает за то, чтоб не
– А в чем вы видите счастье для себя лично?
– спросил Яков Ефремов; он с большой заинтересованностью следил, как меня "с пристрастием" допрашивали его друзья.
– Наверно, как и все вы: любимая работа, добрая семья, где все любят друг друга. И чтоб твои близкие были живы, здоровы и счастливы своим счастьем.
– Вам уже пришлось пережить искушение поступить беспринципно?
– задала вопрос Ата. Ее слепые глаза отражали свет люстры.
– Такого рода искушений у меня еще не было,- отрезала я. Санди встрепенулся:
– Да что вы пристали к девчонке? Оставьте ее в покое.
– Последний вопрос разрешите,- возопил молодой человек в очках,- как вы насчет шейка?.. Исполняете?
На этом от меня отстали. Я чувствовала себя как после экзамена, когда вытянула на тройку.
Пришел Арсений Петрович с букетом роз и какой-то букинистической редкостью, которая привела Ангелину Ефимовну в такой восторг, что она чмокнула его в щеку. Козырев поздравил ее, извинился за жену, у которой болела голова (Аннета Георгиевна терпеть не могла профессора Кучеринер), его усадили за стол и налили ему рюмку водки. Пока я пришла в себя после этого допроса, все уже оживленно спорили насчет течения в океане. Далось им это неведомое течение!
А я снова и снова принималась разглядывать Марфу Ефремову, но теперь мой взгляд привлекло ожерелье на ее шее.
До сих пор я была равнодушна ко всяким побрякушкам и не носила украшений. Но это была не побрякушка, это было произведение искусства. Семь крупных бусин на серебряной цепочке, расположенных достаточно далеко друг от друга, чтоб можно было разглядеть своеобразную красоту каждой в отдельности.
Меня поразила чистота и прозрачность камня, из которого были выточены бусы. Эти камни отличались от тех, что мне привелось видеть, как живой цветок отличается от искусственного. Они излучали блеск, переливались - то жемчужно-серые, то серо-голубые, то зеленоватые, как морская вода, то лиловатые, как небо ранним утром!
– Вам нравится мое ожерелье?
– улыбнулась мне Марфа Евгеньевна.
– Очень. Из чего эти бусы? Они прямо завораживают.
– Действительно, красивое ожерелье!
– заметила Ангелина Ефимовна.Можно его посмотреть?
Марфа Евгеньевна с улыбкой сняла ожерелье и протянула его Кучеринер, та после восторженных возгласов еще кому-то, пока оно не попало Мальшету, а он передал мне. Вблизи оно оказалось еще прекраснее.
– Опалы,- пояснила Марфа Евгеньевна.- Я его купила в маленькой ювелирной лавке на острове Мадагаскар. Мы зашли туда вместе с Мальшетом. Помните, Филипп Михайлович, я еще призаняла у вас денег? Это не из дорогих, но все же настоящий опал. Я представила себе, как он медленно рос и формировался где-то в глубине гор, омываемый холодными водами подземного источника, как он набирал красоту, и мне сразу захотелось иметь это ожерелье. И все же... лучше бы я его не покупала.
– Почему?
– спросила Рената. Она тоже с восторгом рассматривала ожерелье.
– Оно всегда будет звать меня куда-то, будоражить, напоминать о том, что планета Земля велика и прекрасна, а я... всего лишь инвалид в протезном корсете, и врачи не отпускают меня далеко от дома... Штормы и тайфуны мне противопоказаны...
Ее муж слушал с таким напряжением, что на носу у него выступили капельки пота, выгоревшая прядь волос упала на глаза, он нетерпеливо откинул ее рукой.
– Так подари эти бусы, Марфенька, как эстафету тому, кто еще молод и здоров, и, может быть, с этим мадагаскарским ожерельем уйдет от тебя тревога, и ты перестанешь рваться вдаль.
После ужина все разбрелись по комнатам. Муж Ангелины Ефимовны стал убирать со стола, я ему помогала. За нами вышел на кухню Яков Николаевич, принес груду тарелок с остатками еды. Я принялась мыть посуду, а мужчины уселись на разноцветные табуретки и закурили. Заговорили о Камчатке, где оба бывали не раз.
Я с интересом прислушивалась к разговору. И неожиданно для себя рассказала про афишу, которую мы видели с Сережей на улице. Яков Николаевич очень заинтересовался.
– Какая умная шутка!
– произнес он задумчиво.- Диспут о молодом человеке конца двадцатого века. А надо бы такой устроить... Афишу, конечно, придумал Сережа Козырев.
– Сережа!
– ахнула я.
– Кому же больше? Он и повел вас специально мимо.
– Но зачем?
– Мало ли зачем! А действительно, каков будет молодой человек конца столетия? Это те, кто ходит сейчас в начальную школу. Что-то они возьмут от нашего поколения, что-то привнесут свое... Они с первого класса проходят алгебру. Школа, институт дают все больше знаний. Я надеюсь, что они не будут слишком техничны. Как, по-вашему?
– Разве можно знать, какие будут они? Человек не робот, его не запрограммируешь.
– Вы - умница.
Мы вернулись в комнату. Там все хохотали. Филипп Мальшет рассказывал с большим юмором о своих странствиях по земному шару. Он океанолог и объехал весь свет.
Разошлись поздно. Нас с Ренатой подвезли на такси Ефремовы. Когда мы прощались, Марфа Ефремова протянула мне ожерелье.
– Примите его от меня как эстафету. Пусть у вас сбудется, что не сбылось у меня. Носите всегда. Не потеряйте.
Я растерялась:
– Но это слишком ценный подарок, как я могу его принять?
– Ценный, да. Но не в денежном смысле. Должна же я вам дать что-то на память.
– Я и так вас не забуду!
– Пожалуйста, возьмите, Марфенька!
– Голос ее дрогнул.
– Ведь это эстафета,- поддержал жену Яков Николаевич.
– Бери!
– шепнула Рената.
Пожилой добродушный шофер, улыбаясь, смотрел на нас - не торопил. Я больше не возражала, и Марфа Ефремова сама застегнула ожерелье на моей шее.
– Можно, я вас поцелую?
– спросила я. Мы поцеловались.