Океан и кораблик
Шрифт:
Пока он закуривал, я разглядывала его. Козырев заметно похудел. Морщинистые щеки запали, карие глаза потускнели. Что-то грызло нашего Арсения Петровича. И я догадывалась, что именно... Сын.
– Слушай, Марфенька, скажи... Мой Сережка опять к тебе сватался?
– Арсений Петрович, я не виновата.
– Знаю. Ты опять ему отказала?
– Да.
– Гм. Он сегодня придет звать тебя к нам. Жена хочет с тобой увидеться. Ты приходи. Надо же проститься. И... поговорить.
Я расстроилась. Но отказать Козыревым я не могла. Они сделали мне много добра. Когда мой отец болел - такой тяжкой болезнью,- они помогали
– Ну почему у нас с Аннетой Георгиевной такой сын? Я без конца задаюсь этим вопросом.
– Но Сережа совсем неплохой. Он добрый.
– Добрый? Гм, не знаю... Он лентяй. Злокачественно ленив, Вечно валяется на кровати с книжкой. Преимущественно английская фантастика. Для этого его учили языкам!..
– Должно быть, большое удовольствие прочесть Рэя Бредбери в подлиннике.
– При таких способностях - бросить университет! Мог бы стать ученым... А он предпочел быть шофером такси. Мать - доктор наук, сын - шофер. Вся надежда была на армию. Думали, там перевоспитают. А он весь срок в военном оркестре отличался. Его с детства учили игре на рояле. Когда бросил университет, мы уговаривали его поступить в консерваторию. Отказался наотрез. Я, говорит, и без консерватории могу устроиться в любой оркестр. А серьезного музыканта из меня не получится, я же классическую музыку не перевариваю... Вот такие-то дела, Марфа. Говоря по совести, твой отец и не обрадовался бы такому выбору. Я замотала головой:
– Отец мой сам был рабочий. Да и я пока еще работаю на заводе слесарем. Нет, моему отцу не пришло бы в голову смотреть на Сережу свысока.
– Но, при его способностях, почему он не учится? Почему?!
– Мало ли какие могут быть причины! Может, он...
Я осеклась. Арсений Петрович нетерпеливо взглянул на меня.
– Сережа... он... Вы же его знаете лучше меня. Он может увлечься наукой. Но никогда - научной карьерой... Быть может, Аннета Георгиевна придает слишком большое значение положению в обществе? Простите. Если на Сережу наседать, он будет делать все наоборот. Даже может уйти из дома. Уехать куда-нибудь.
– Он тебе об этом говорил?
– испугался Арсений Петрович.
– Что вы, нет. Это просто мое мнение. Мы ведь не встречаемся с ним. Если только случайно когда... Я пойду, Арсений Петрович?
Вечером я разбирала свои книги и вещи - собиралась в дорогу. Августина с заплаканными глазами в сотый раз принималась уговаривать меня не ехать "в такую даль". Ее выпуклые добрые голубые глаза всегда смотрели боязливо. Августина боялась жизни. Она всего боялась.
– Не бойся, ты же в центре Москвы живешь,- успокаивала я ее.- Буду присылать тебе письма, деньги, посылки. Рыбки!.. Ты же любишь рыбу. Икры пришлю...
Августина отмахнулась:
– Что - икра. Ты там пропадешь. Камчатка. Край земли... Эх, ведь предлагали тебе работу в Долгопрудном. Ну почему не согласилась?
Августина пригорюнилась. Она меня любит. Я тоже ее люблю. Следовало бы звать ее мамой. Но так уж получилось, что я с детства привыкла называть ее, как и все,- по имени. Совсем маленькая звала ее тетей Авой. А ведь она меня вскормила, как мать, материнским молоком своим...
Мое рождение стоило жизни моей родной матери. Растерявшийся от горя молодой отец остался один с новорожденной девочкой. Когда он после похорон приехал за мной, ему посоветовали оставить меня еще на несколько дней, так как одна женщина, у которой погиб при родах ребенок, меня кормит.
Когда эту женщину, Августину Капитоновну Егорову, выписывали из больницы, оказалось, что ей некуда идти... Мерзавец муж привел к себе новую жену. Главврач посоветовал моему отцу взять Егорову к себе.
"Она будет кормить девочку, нянчить ее, вести хозяйство. Что вы будете делать один с ребенком?"
Так Августина пришла к нам.
Мы очень дружно жили втроем.
Отец мой много лет тосковал по моей матери. А когда через несколько лет острота горя прошла, он женился на Августине. Августина была его ровесницей, недурна лицом, статная, стройная, и во всем облике ее было какое-то сияние доброты. Отец полюбил ее.
По-моему, они жили хорошо, счастливо. Только брак их был не долог. Мне было пятнадцать лет, когда отец умер от рака легких...
Я очень любила отца. Он был замечательным человеком. Его веселые серо-синие газа смотрели всегда радостно и спокойно. Когда я была еще девочкой, он часто водил меня к себе на завод.
Отец гордился своим заводом, ведь на нем создавались умные приборы сложнейшая аппаратура, которой только начинали тогда оснащать научно-исследовательские институты, лаборатории, обсерватории. С тех пор как отец пришел на завод после демобилизации, завод рос и рос - последние корпуса возникли в чистом поле. С трех сторон - хвойные да березовые леса, с одной стороны - новые кварталы Москвы, кольцевая автомобильная дорога. Мы с отцом бродили там до упаду.
Последние месяцы жизни отца, несмотря на его страдания, мы много беседовали.
Он рассказал мне, что всю жизнь хотел побывать на океане, попутешествовать, и вот не довелось.
– Не торопись выходить замуж, дочка,- говорил он.- Учись, работай. Путешествуй. Мечтай о чем-нибудь ярком и прекрасном. Добивайся, чтоб мечта сбылась. А замуж... когда узнаешь жизнь, окончишь институт... И то лишь, если придет настоящая любовь. Если она будет взаимной.
– А как узнать, что она настоящая?
– Любовь ни с чем не спутаешь, Марфенька.
– А если... если вдруг настоящая любовь придет рано?
– Все равно не торопись: настоящее чувство - оно не пройдет скоро. Раньше как в двадцать пять - двадцать шесть лет не выходи замуж. Пусть ждет. И ты его жди. Надо разобраться в жизни. Повидать мир. Приобрести побольше знаний. Я вот... даже дядю родного никогда не видел. Родной брат моего отца! Сколько бы он мог мне порассказать. Так и не встретились.
Отец очень сожалел, что так и не побывал на Камчатке и не увидел своего дядю. С этим дядей он изредка переписывался.
Дядя этот - врач-терапевт, носит нашу же фамилию: Петров Михаил Михайлович. Он был уже стар, ровесник века, но еще работал и, видимо, был крепок.
Когда папа умер, я написала Михаилу Михайловичу. Он очень сожалел, что так никогда и не увидел своего племянника. И прислал мне денег - пятьсот рублей. Я их положила на сберегательную книжку (для Августины я их сберегала), а дяде написала, чтоб больше не присылал, так как я поступаю на завод, где всю жизнь проработал отец, учеником слесаря и скоро буду получать хорошую зарплату. Я действительно поступила работать и стала неплохим слесарем (сейчас у меня четвертый разряд).