Океан сказаний (сборник)

Сомадева

Утомился Нараваханадатта от полета в поднебесье, измучила его жажда, и попросил он воды. Спустилась тогда видйадхари из поднебесья на земную твердь, к озерцу на лесной опушке, серебрившемуся под лунным светом, словно вместо воды было наполнено оно серебром. Утолил он жажду, напившись в этом лесу воды, но разгорелась тогда в нем жажда наслаждения объятиями этой красавицы, но, когда стал он настойчиво домогаться этого, Прабхавати, исполненная сострадания к Маданаманчуке, думая о ней, о той, которую пыталась утешить, уклонялась от его ласк — ведь благородные, заботящиеся о благе другого, не заботятся о своем! — и сказала ему: «Не сердись на меня, благородный царевич, но цель у меня здесь совсем иная, а какая — вот послушай-ка.

Жила когда-то в Паталипутре женщина, у которой умер муж. Была она молода и красива, но бедна. И был у нее единственный сынок. По ночам уходила она из дома, и бродила там и сям,

и для своего удовольствия сходилась с другими мужчинами, а утром, возвращаясь домой, приносила мальчику сладкий пирожок. Вечером перед уходом каждый день утешала она мальчика: «Принесу я тебе утром вкусненького». И мальчик спокойно оставался дома в надежде на пирожок. Случилось однажды, что забыла она об обещанном и не принесла пирожка, а когда стал он у нее просить пирожок, сказала: «Не знаю я, сынок, никакого пирожка слаще моего возлюбленного». И когда он услышал это, то подумал: «Не принесла она мне пирожка, другого она любит!» И от отчаяния разорвалось сердце у мальчика.

Если бы я, любимый, завладела теперь тобой, который уже прежде был мне дорог, да об этом узнала бы Маданаманчука, которую я утешала, внушив ей надежду на великий праздник соединения с тобой, то она обезумела бы и пришла в отчаяние, и разорвалось бы ее сердце, нежное, как цветок.

Из милосердия к ней, прежде чем не утешу ее, не домогаюсь я тебя, милый мой, дорогой мне больше, чем сама жизнь!»

И когда сказала это Прабхавати, с радостью и удивлением подумал Нараваханадатта: «О, судьбе, видно, нравится создавать новые и новые чудеса, раз создала она Прабхавати, немыслимо благородную, в своих поступках». И так, думая, с любовью похвалил ее царевич и молвил: «Так веди же меня туда, где находится Маданаманчука!» Подхватила Прабхавати его и мигом домчала до Ашадхапуры и привела его, словно дождь к иссохшей реке, к исхудавшей Маданаманчуке.

Увидал Нараваханадатта супругу свою, измученную разлукой, исхудавшую и бледную, подобную луне в день новолуния, и встреча их радовала мир, как соединение ночи и луны. Обнялись супруги, опаленные огнем разлуки, и ручьем струился с них пот, и потому казалось, что они сплавились воедино. И тогда ночью вкусили они вволю разных яств, созданных Прабхавати тут же силой волшебных знаний. Но благодаря Прабхавати никто, кроме Маданаманчуки, не мог видеть Нараваханадатту.

Настало утро, и начал было Нараваханадатта расплетать косу любимой, но остановила возлюбленного Маданаманчука, преисполненная гнева на своего врага: «Пусть благородный распустит мне косу тогда, когда будет сражен Манасавега, а если раньше умру я, то пусть распустят мне ее птицы или спалит огонь!» — такой обет я дала. Но ты распустил ее, пока жив еще недруг, и это омрачает мне душу. Ведь хоть и бросила его Вегавати на огнедышащую гору, но не умер он. Ты благодаря силе волшебных знаний Прабхавати сделан незримым — иначе разве стерпели бы твое присутствие здесь приспешники твоего врага, постоянно рыщущие вокруг тебя?»

На такие слова верной своей супруги, понимая, что время еще не пришло, успокаивая ее, молвил Нараваханадатта: «Исполнится твое желание — вскоре уничтожу я врага, но подожди немножко, милая, пока овладею я знаниями». И, так утешая Маданаманчуку, оставался Нараваханадатта в том видйадхарском городе.

Прабхавати с помощью своих волшебных знаний каким-то непостижимым образом передала ему свой облик, а сама исчезла, и царевич стал там жить под ее, Прабхавати, видом счастливо, никем не распознаваемый, и наслаждаться всем, что доставляли знания видйадхари. «Это подруга Вегавати прислуживает Маданаманчуке из любви к ней и по воле своей подруги» — так доносили Манасавеге, принимая Нараваханадатту, скрытого под обликом Прабхавати, за саму Прабхавати. Вот однажды в беседе поведала Маданаманчука Нараваханадатте о том, что же с ней случилось. «Когда Манасавега принес меня сюда и стал сначала очаровывать своим волшебством, а потом угрожал прибегнуть к жестоким деяниям, явился сюда сам Шива в образе Бхайравы с воздетым к небу мечом, с кроваво-красным языком, и громовым голосом изрек: «Как смеешь ты при мне унижать супругу того, кому назначено стать верховным повелителем видйадхаров?» И когда сказал это великий Бог, рухнул на землю грешный Манасавега, и изо рта у него хлынула кровь. Исчез после этого могущественный Бог, а Манасавега пришел тотчас же в себя, вернулся к себе во дворец и снова начал мучить меня. Вот что поведали мне, перепуганной, измученной тоской, готовой расстаться с жизнью, прислужницы в антахпуре, утешая меня: «Давно уже случилось это. Где-то увидав красивую дочь отшельника, попытался Манасавега силой увести девушку с собой, но ее родичи прокляли его: «Коль свершишь ты грех, пытаясь овладеть чужой женой против ее воли, разлетится твоя голова на сто частей». Поэтому никогда не посмеет

он насильно овладеть тобой — ты не бойся, а по воле Бога ты непременно встретишься с супругом». Вскоре после того, как рассказали мне все это прислужницы, пришла Вегавати, сестра Манасавеги, уговаривать меня, но, проникнувшись жалостью ко мне, утешала, пообещав тебя привести. А как она тебя нашла, то тебе ведомо».

Затем пришла в ослепительно белых одеждах, непорочно чистая, словно лунный свет, своим нежным взором словно проливающая на меня амриту, Притхвидеви, достойная матушка недостойного Манасавеги, и ласково спросила меня: «Зачем ты, которой предназначено славное будущее, перестала есть и не заботишься о себе? И не решай в душе своей: «Как это буду есть я пищу из рук врага?» Моей дочери Вегавати в этом царстве отцом была назначена доля, и твоему супругу она тоже венчанная жена, так что ее богатство принадлежит ему и, следовательно, тебе тоже. Так пользуйся им — истину говорю я тебе, открытую благодаря моему волшебному знанию». Сказала она это и, поклявшись в истинности, расположенная ко мне из-за связывающих меня с ее дочерью уз, покормила меня едой, подобающей моему состоянию. После того прилетела с тобой Вегавати, одолела своего брата и охранила тебя, а про остальное я не знаю.

Вот помню я победу Вегавати и божественную речь, а с собой я не покончила только в надежде на соединение с тобой. Затем с помощью благородной Прабхавати хоть и среди врагов, но снова обрела я тебя. Но тревожно мне — что, если погибнет Прабхавати и оттого утратишь ты ее облик. Что с нами тогда будет?» Так сетовала Маданаманчука, томимая мыслями о будущем, а мужественный Нараваханадатта старался ее подбодрить.

Однажды улетела Прабхавати во дворец к своему отцу, и раз она удалилась, то с наступлением утра утратил Нараваханадатта ее облик. Служители же, увидав царевича в его действительном облике, перетревожились и от страха, с криком: «Проник сюда прелюбодей!» — оттолкнув перепуганную и пытавшуюся их остановить Маданаманчуку, помчались к царю и обо всем тому доложили.

Тогда окружил антахпур своей дружиной Манасавега и сам набросился на Нараваханадатту, но тут прибежала Притхвидеви, мать Манасавеги, и сказала царю: «Сын, ни тебе, ни мне не следует его убивать!. Не прелюбодей он, а сын повелителя ватсов Нараваханадатта, пришедший к своей собственной жене. Знаю я это благодаря своему волшебному знанию, а ты, ослепленный гневом, что же, этого не видишь?

И он мой зять, и должно его почитать, и принадлежит он к Лунном роду». И хоть и говорила ему так Притхвидеви, но он, охваченный злобой, твердил: «Все равно он враг мой!»

Из любви к зятю возразила сыну Притхвидеви: «Не должно, сын, совершать беззаконие в мире видйадхаров. Ведь есть же суд видйадхаров для защиты закона — там, перед главным судьей, возложи вину на голову врага! Как вас рассудят, так и будет справедливо, но не иначе — ведь ни видйадхары, ни Боги не потерпят твоего самоуправства».

Признал царь убедительными слова своей матери и, желая отвести Нараваханадатту в суд, велел его связать, а тот, не желая быть связанным, вырвал столб, подпиравший вход, и уложил многих слуг Манасавеги, и, вырвав из руки одного из них меч, тотчас же божественно-доблестный герой сразил многих других. Тогда сам Манасавега силой своего волшебства связал царевича и вместе с женой привел в суд. Туда под громкий бой барабанов отовсюду собирались видйадхары, как Боги в Суд Высшего Закона. Пришел туда и сел на трон, изукрашенный драгоценнными камнями, старший в суде, царь Вайупатха, окруженный видйадхарами, и его овевали опахала, как бы отгонявшие беззаконие.

Стал перед ним злодей Манасавега и сказал: «Хоть и смертный, но вот этот враг мой проник ко мне в антахпур и обесчестил сестру мою, и потому должно нам сегодня же убить его, жаждущего стать господином нашим!» Выслушав его, главный в суде дал слово и другой стороне. Тогда Нараваханадатта смело заявил: «Там суд, где есть главный в суде, и тот главный в суде, кто говорит справедливое слово, и то слово справедливо, в котором нет ничего, кроме правды, и то есть правда, в чем нет обмана. Но стою я здесь, на этой земле суда, связанный волшебством, а недруг мой сидит на троне и свободен. Разве может решаться при этом дело по справедливости?» Выслушал его Вайупатха и ради справедливости посадил Манасавегу на землю, а Нараваханадатту освободил от пут. И тогда все исполнились слуха, и Нараваханадатта перед Вайупатхой изложил свое возражение на обвинения Манасавеги: «Похитил он мою жену Маданаманчуку и принес ее сюда, а я обрел свою жену снова — так чем же нарушил я чистоту его антахпура? Приняв ее прекрасный облик, приблизилась ко мне сестра врага и, обманом совершив свадебный обряд, сделала меня своим мужем — так в чем моя вина? А что касается моего желания господства, то кто и где не желает, чтобы желания его осуществились».