Океан
Шрифт:
Было видно, что пастух лжет, однако Дамиан Сентено понял, что на вопросы свои он ответа не получит, сколько их ни задавай. Он посмотрел на худого, словно высохшего на солнце, пастуха коз, отчаянно похожего на длинноногого журавля и, по всей видимости, за всю свою жизнь и тарелки не разбившего, а потом подумал о Дионисио и Мильмуертесе. Он знал, что его люди способны противостоять любым трудностям, какие бы только ни встретились на их пути, и за каждого из них он бы сунул руку в огонь. К тому же они собирались покончить с Асдрубалем Пердомо, а значит, были хорошо вооружены. Посему Сентено казалось немыслимым, что это жалкое существо, сидевшее сейчас перед ним, могло вступить в схватку с двумя закаленными в боях
— Тысяча песет помогла бы вам вспомнить, куда отправились мои друзья?
— Помогла бы очень, если бы я это знал, — последовал хитрый ответ. — Однако повторяю вам, что они ничего не сказали.
Дамиан сделал последнюю попытку, хотя уже прекрасно понимал всю тщетность своих усилий:
— Возможно, жандармам из Цивильной гвардии удастся расспросить вас лучше, чем мне?
— Вы так думаете?
Дамиан Сентено понимал, что бессилен перед равнодушием своего собеседника, и это его невероятно злило. Он бы с большим удовольствием выхватил острую и длинную наваху [16] , однако сделай он резкое движение — и собаки, на которых он сразу же обратил внимание, бросились бы на него в ту же секунду.
16
Большой складной нож.
— Хорошо! — сказал он наконец, вставая и готовясь уйти. — Мы еще увидимся.
— Как вам угодно. Обычно я нахожусь здесь.
Спотыкаясь и оскальзываясь на камнях, Дамиан Сентено медленно спускался по склону. Все это время он не уставал благодарить провидение, из-за которого не взял с собой пистолет, иначе он бы уже давно влепил пастуху четыре пули, тем самым совершив самое напрасное убийство в своей жизни, которое потом непременно принесло бы ему много неприятностей.
Очевидно, что-то произошло между Педро Печальным и его людьми, но если и так, то они сами во всем виноваты, ибо знали, как должно вести себя в этой жизни, а он, Дамиан Сентено, не нанимался им в няньки. Он позвал их с единственной целью — избежать как можно большего количества проблем, и если пастух каким-то чудом умудрился их прикончить, то, значит, так тому и быть. Во всяком случае, ему совсем не хотелось превращаться в полицейскую ищейку, чтобы выяснить, что же на самом деле произошло. С него было достаточно найти Асдрубаля Пердомо.
Дамиан Сентено за свою жизнь видел много смертей, ибо принимал участие в кампании в Марокко, в Гражданской войне и даже сражался с русскими в составе Голубой дивизии во время Второй мировой войны, а посему научился быстро забывать о погибших, даже если они были его друзьями, так как ни печаль, ни слезы еще никого не вернули с того света. Напротив, тоска и воспоминания заставляли лишь увериться в том, что ушедшие ждут не дождутся встречи с тобой, а значит, недалеко и до беды.
Он тысячу раз отправлял на верную смерть разведчиков, которые потом так и не возвращались, и вскоре перестал даже думать о том, что же могло с ними произойти. Люди на войне порой исчезают так внезапно, будто их проглатывает сама земля, но таков извечный ход вещей, и не ему, Дамиану Сентено, его менять.
Его ярость достигла крайних пределов, когда он подошел к автомобилю. Он обнаружил, что одно из колес спустило, а так как в это же самое утро другое лопнуло все на той же адской дороге, то дальнейший путь представлялся весьма затруднительным.
Будучи один и зная, что его никто не видит, Сентено принялся пинать колесо и ругаться распоследними словами, проклиная на чем свет стоит этот остров, где, казалось, даже камни восстали против него. Этот жалкий Лансароте словно был создан для того, чтобы ясно дать
Отрезанные от остального мира, извечно страдающие от голода и жажды «крольчатники» — как сами лансаротеньос называли себя — были до странности привязаны к этому бесплодному месту и порой казались ему существами из другой галактики, живущими по иным, чем другие смертные, законам.
Ни деньги, ни угрозы, ни сила не заставили их уступить. Когда Хусто Гаррига со своими дружками возвратился наутро после ночных похождений у жены рыбака, его разочарованное выражение лица в очередной раз привело Сентено в замешательство.
— Она ничего не сделала, — рассказал Хусто. — Мы тихо вошли и застали ее в постели. Вначале она отбивалась, пыталась сопротивляться, а когда поняла, что это бесполезно, притихла, будто мертвая, и выдержала все без единого стона. — Он замолчал, наливая себе кофе. — Когда мы уходили, то я было решил, что она примется орать что есть мочи. Однако она даже не пикнула, и у меня такое впечатление, что она даже не думает рассказывать о произошедшем.
— Ты ее бил?
— Зачем? Она же не сопротивлялась.
Хусто Гаррига, похоже, даже не понял, что Дамиан Сентено не развлекаться его отправлял. Он хотел, чтобы в Плайа-Бланка все наконец-то поняли серьезность их намерений. Они уже подожгли баркас, избили рыбаков и перехватили водовоз, заставив весь поселок мучиться от жажды. Но они могли зайти и дальше, много дальше, если островитяне не принудят семейство Марадентро выдать им Асдрубаля Пердомо.
Пока он, сгорбившись, обливаясь потом и умирая от жажды, шагал по раскаленным на солнце камням, пытаясь найти хотя бы жалкую тропу, которая вывела бы его на дорогу — любую, пусть даже и самую плохую, — до Мосаги, он продолжал задавать себе один и тот же вопрос: где он совершил ошибку и как должен был бы действовать изначально, чтобы добиться успеха, теперь с каждым днем казавшегося все более недосягаемым?
Старик уже начал терять терпение, и Дамиан это знал. Дон Матиас хотел результатов, а он не смог предложить ему ничего, что хотя бы на время его успокоило. Если он ему расскажет, что пропали двое из его людей, то старик перестанет верить в него, в человека, которого всегда уважал и которому всегда оказывал покровительство. А случись так, то он, Дамиан Сентено, снова останется ни с чем. Его уже прогоняли из Легиона. И теперь, когда ему вот-вот должно было исполниться пятьдесят лет, Сентено знал, что шансы на успех его в этой жизни невелики. Теперь он должен во что бы то ни стало сделать так, чтобы Матиас Кинтеро назвал его наследником своего огромного состояния, иначе свою жизнь он непременно закончит под забором. Как только Асдрубаль Пердомо умрет, старика уже ничто не будет держать на этом свете. Тогда не за горами будут времена, когда и прекрасный особняк, и виноградники перейдут в его руки.
Вначале дело ему представлялось легче легкого. Однако теперь по вине недалеких людей, которым, казалось, солнце выжгло последние мозги, ибо они разучились реагировать на события так, как должно это делать нормальным людям, он рисковал снова остаться ни с чем.
Сентено вышел к одинокому дому, однако залаявшая собака не давала ему подойти ближе. Но как он ни кричал, никто на зов так и не вышел, и не предложил ему стакана воды, и не указал дороги. Кто построил этот дом здесь, посреди безжизненной каменной пустыни, и где в этот момент находился хозяин, оставивший хозяйство на попечении злобного пса, оставалось лишь гадать.