Океанический
Шрифт:
– Помнишь, что Беатрис рассказала Своим последователям, когда она появилась в последний раз?
– спросил Даниил - 'Пока вы не будете готовы погрузиться в Мою кровь, вы никогда не сможете заглянуть в лицо Моей Матери'. То есть они, связав друг с друга по рукам и ногам, спустили себя вниз со скал.
– И ты сделал это?
– Да.
– Когда?
– Почти год назад.
– А Ма с Па не ходили?
– совсем запутался я.
– Нет!
– засмеялся Даниил.
– Это не открытая церемония. Некоторые мои друзья из молитвенной группы помогли, так как кто-нибудь должен быть на
Он слез с койки и присел на мою кровать.
– Готов ли ты отдать свою жизнь Беатрис, Мартин?
– даже в темноте голос его звучал воодушевлено.
– Что, если я просто погружусь?
– я засомневался.
– И останусь внизу какое-то время?
– много раз я прыгал ночью с лодки, поэтому не боялся оказаться под водой.
– Нет. Ты должен быть подвешен вниз.
– Его тон дал понять, что не может быть никаких компромиссов по этому поводу.
– Насколько ты можешь задержать дыхание?
– Двести тау, - это было преувеличением: двести было тем, к чему я стремился.
– Этого достаточно.
– Я помолюсь за тебя, - сказал Даниил, когда я промолчал.
Я поднялся с постели, и мы вместе опустились на колени. Даниил зашептал:
– Пожалуйста, Святая Беатрис, даруй моему брату Мартину мужество принять драгоценный дар Твоей крови.
Затем он начал молиться, быстро произнося грубые слова на непонятном языке, отличающиеся от все, что я слышал раньше. Слушая с опаской, я не был уверен в том, что хотел, чтобы Беатрис изменила мой разум, но при том боялся, что такое рвение может и в самом деле убедить Её.
– Что, если я не сделаю это?
– спросил я.
– Тогда ты никогда не увидишь лик Господа.
Я знал, что это означало: одиночестве в объятиях Смерти, во тьме, навечно. Но даже если не понимать Писание буквально, то реальность, скрывающаяся за метафорой, может быть только хуже. Неописуемо хуже.
– Но ... как Ма и Па?
– я очень о них беспокоился зная, что они бы не одобрили того, что предлагал Даниил.
– Им потребуется некоторое время, - ответил он мягко.
Мой разум пошатнулся. Даниил был абсолютно серьезен.
Я слышал, как он встал и пошел к лестнице, потом поднялся на несколько ступеней и открыл люк. Свет от звезд был достаточно ярким, чтобы придать форму руками и плечами, но когда он повернулся ко мне, я все еще не мог разглядеть его лицо.
– Давай же, Мартин!
– прошептал он.
– Чем дольше ты откладываешь, тем сложнее решиться. Приглушённая настойчивость его голоса была мне близка; он был щедрым и заговорщическим, никакого нетерпения как у взрослых. Возможно, это он прибавил мне смелости, когда я присоединился к нему ночью при набеге в кладовую - не потому, что Даниилу действительно был нужен сообщник, а потому, что он искренне не хотел, чтобы я волновался из-за него.
Должно быть, я больше боюсь проклятья, чем утонуть, и я всегда доверял Даниилу, предупреждавшему меня об опасности впереди. Но на этот раз я не был полностью убеждён в его правоте, поэтому мне нужно было нечто большее, чем страх и слепое доверие.
Может быть, дело дошло до того, что он предлагал, чтобы сделать меня равным ему и в этом. Мне было десять лет, и я стремился стать чем-то большим, чем был: не как мои родители в зрелом возрасте, а встать на путь, полный свободы и тайн, на котором находился Даниил. Как и он, я хотел быть сильным, быстрым, сообразительным и начитанным. Становиться некоторым подобием Бога не было моим первым намерением, однако не было и особого смысла надеяться на божественное вмешательство, чтобы дать мне что-нибудь ещё.
Я последовал за ним на палубу.
Он взял верёвку, нож и четыре запасные гири вроде тех, что мы использовали на наших сетках, из панели инструментов. Пока я снимал шорты и садился голым на палубу, он привязал гири на верёвку и затянул её узлом-восьмёркой вокруг моей лодыжки. Я для эксперимента поднял ноги: вес не казался слишком тяжёлым. Но я знал, что в воде их будет более чем достаточно, чтобы противодействовать выталкиванию моего тела на поверхность.
– Мартин? Теперь твои руки.
Внезапно я заплакал. Со свободными руками я мог по крайней мере плыть, но полностью связанным стал бы беспомощен.
Даниил присел и посмотрел мне в глаза:
– Тише... Все нормально.
Я ненавидел себя, чувствуя, что мое лицо выглядит как у заплаканного младенца.
– Ты боишься?
Я кивнул.
Даниил улыбнулся ободряюще.
– Знаешь, почему? Знаешь, кто делает это? Смерть не хочет, чтобы Беатрис взяла тебя. Смерть хочет тебя для себя. Здесь, на этой лодке, смерть вселяет страх в свое сердце, зная, что уже теряет тебя.
Я увидел, как нечто двигается в тени позади ящика с инструментами, будто скользя во тьме. Если бы мы сейчас пошли обратно в каюту, последует ли Смерть за нами? Дождется, когда Даниил заснёт? Если я отвернусь от Беатрис, кого тогда просить отвадить Смерть от меня?
Уставившись на палубу, я протянул запястья. От стыда слезы капали с моих щек.
Когда мои руки были связаны, - не ладонь к ладони, как я ожидал, а отдельными петлями, соединенными короткой перемычкой, - Даниил отмотал с лебедки в задней части лодки длинный отрезок каната, который свился спиралью на палубе. Я не хотелось об этом думать, но знал, что никогда не нырял в глубину. Даниил зацепил тупым крючком конец каната, просунул его через мои руки, чтобы завязать узлом. Затем он ещё раз проверил, чтобы веревка вокруг моих запястий не натёрла их и не сорвалась. Когда он это делал, я увидел какие-то сомнения на его лице, возможно его собственный страх.
– Повешу на крюк. На всякий случай. Не отпускай, несмотря ни на что. Хорошо?
Он что-то прошептал Беатрис, потом ещё раз посмотрел на меня.
Даниил помог мне подняться и подойти к ограждению рядом с лебёдкой. Затем он взял меня под руки и поднял, положив ноги на корпус катера. Палуба была неподвижна, покрыта окаменевшими остатками, но за ограждением ощущалась жизнь: пятно с защитными выделениями мягко светилось. Мои пальцы без толку проскальзывали на скользкой коже. Корпус поддерживал некоторую часть моего веса, но руки Даниила в конце концов устанут. Если бы я хотел отступить, то должен был решаться на это быстрее.