Океания. Остров бездельников
Шрифт:
Помидоры, перец, баклажаны и капуста всех видов начали расти в таких изобилиях, что жители деревни смогли продавать излишки на рынках, причем овощи покупали у них сразу у каноэ, стоило им причалить.
Именно с этими овощами, уложенными в плетеную корзинку, я и отправился в один прекрасный день к своим друзьям по фамилии Кинг. Уроженцы Мельбурна, они и трое их цветущих детей были учителями–волонтерами, преподававшими в средней школе на берегу Нью–Джорджии. Мне уже несколько раз доводилось наслаждаться их обществом в гостевом доме, а в последний раз они пригласили меня провести выходные в их школе.
Я провел на Соломоновых островах много времени, и длительные путешествия на каноэ утратили для меня свою новизну. Теперь мне надо было справиться с одной задачей — добраться до места назначения и не оказаться сожженным солнцем, не вымокнуть до нитки и не потонуть в силу собственной неопытности. То есть теперь я чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы самостоятельно доплыть до Мунды, расположенной на расстоянии часа пути, и посетить там магазины, банк или почту, что было абсолютно бессмысленно.
И вот настал час, когда я запихиваю в каноэ необходимый набор — спасательный жилет, бутылки с водой, длинный шест, крем от загара и цистерну с бензином, которого мне должно хватить на дорогу туда и обратно. Толстяк Генри закрепляет привесной мотор, и мне остается лишь уповать, что с ним ничего не случится. На причале, как всегда, меня провожают помощники: Стэнли сурово напоминает мне, что я должен посетить службу, когда вернусь, а Эллен стоит с таким видом, словно не сомневается в том, что на самом деле мне хочется попасть в злачные места Мунды.
Я дергаю за трос стартера, который любезно починил Джефф; двигатель, к моему изумлению, тут же заводится, и под аккомпанемент его многообещающего жужжания каноэ отчаливает от берега.
Впереди виднеется несколько кучевых облаков, которые поливают дождем тех, кто уже давно в море. Зато дальше небо чистое, а скорость лодки уменьшает жар солнечных лучей, отражающихся от поверхности воды. Я с уверенным видом водворяю себе на нос темные очки, но из–за защитного крема они вскоре соскальзывают вниз.
Машу рукой Импу, который ловит рыбу у мыса Те Ана Лази, а затем откидываюсь назад на сиденье и расслабляюсь. Впереди виднеется что–то, напоминающее огромную нефтяную пленку, однако, когда я подплываю ближе, выясняется, что это целая куча красноватых медуз, каждая размером с печеное яблоко. Посередине колышется гигантская черепаха, наслаждающаяся послеполуденным ланчем. Заслышав тарахтенье мотора, она поднимает голову с недовольным видом и ныряет. Проплывая сверху, я вижу, как она уходит вглубь подобно большой коричневой тарелке.
Чуть позднее наблюдаю, как воду разрезает взмывающий вверх водяной орел. Он совершает точно выверенный разворот в воздухе и вновь шлепается в воду, так что брызги окатывают меня с головы до ног. «Это и есть прекрасная, простая и ничем не обремененная жизнь», — думаю я. Мысль не слишком оригинальная.
Здесь можно жить так, как тебе нравится, и не подлаживаться под других. Вероятно, эта жизнь и не изобилует роскошью, зато она одаривает самыми потрясающими впечатлениями — такими, которые только что были мне преподнесены. Хорошая все–таки штука — это Соломоново время!
Чем дальше я углубляюсь в открытое море, тем сильнее становится волнение. Это даже не волны, а какое–то непрерывное колебание, поднимающее и опускающее лодку. Это приятное убаюкивающее движение, и я устраиваюсь на корме, опустив ноги в воду. Болтая ногами в пенящейся струе, смотрю, как вдали исчезает деревня, и острова, опоясывающие риф, отступают на пятьсот и более ярдов. Впереди только море и никаких намеков на сушу. И я мчусь дальше, качаясь на воде, дышащей мощной силой.
Внезапно днище лодки обо что–то ударяется, и двигатель глохнет. Я выпрямляюсь, — в белой вспененной воде появляется кокосовый орех. Даю задний ход, переключаю двигатель в нейтральное положение и снова его завожу. Воду заволакивает выхлопной дым, и двигатель издает раздраженное чихание. Винт забит зелеными лентами водорослей.
Я осторожно перегибаюсь через борт и начинаю освобождать лопасти винта. Ничего серьезного, но впредь мне следовало внимательнее следить за мусором и обломками, которые приносило течениями и приливами. Я осторожно опускаю двигатель в воду и снова его включаю. Похоже, с ним все в порядке, и все же предпочитаю более медленные обороты. Вглядываясь вперед, я замечаю еще несколько кокосовых орехов и черенки сумаха. Осторожно маневрирую между ними, и передо мной вновь открывается свободное пространство. Когда солнце начинает томно клониться горизонту, я замечаю по левому борту острова Кири–Кири. Между ними есть проход, по которому сразу можно попасть в лагуну и пройти к Беле, и я выравниваю румпель, чтобы лодка ровно вошла в пролив.
Однако осуществляя этот маневр, замечаю нечто, напоминающее рога гигантского канадского лося, вздымающиеся из–под воды. Я уже представляю себе его лупоглазую физиономию, прикидывая, что он мог потеряться и теперь плывет по–собачьи (если только лоси плавают именно этим стилем), пытаясь отыскать свой дом. Торможу и, приблизившись, понимаю, что это не рога, а ветви огромного затопленного дерева, большая часть которого находится под водой. Не убирая руки с дросселя, я совершаю роковую ошибку — поднимаюсь на ноги.
И тут же коварные волны, воспользовавшись моей оплошностью, накатывают сзади и опрокидывают меня за борт.
Глава 19 Снова на берегу…
Я не цепляюсь за соломинку. — Не теряю присутствия духа. — Не смотрю вниз. — И в результате обретаю почву под ногами.
Сквозь кристально голубую воду, пронизанную кружевом крохотных переливающихся пузырьков, я вижу, как ко мне устремляются два странных морских создания, протягивающие к моему лицу свои щупальца. Однако после секундной паники понимаю, что это мои собственные руки, и облегченно вздыхаю, что, естественно, крайне неосмотрительно в такой ситуации.