Окно на базар
Шрифт:
– А с чего ты взял, что Он всех любит?
– Что?
– За что любить обосранного алакаша, уснувшего на мусорнике? Вот ты его любишь? Он украл у жены единственное выходное платье - подарок матери, продал его, а деньги пропил. И теперь валяется комком бесчувственной плоти на куче мусора, весь в собственном дерьме и блевотине. Ты его любишь? Ты подойдешь к нему? Обнимешь его? Назовешь своим братом?
– Речь не обо мне. Между мной и Богом есть разница.
– Есть. Но почему считают, что Ему нужны те, кому Он не нужен? Он не навязывает
– А может не простить? С Новым Заветом...
– Новый Завет не для всех!
– Вот так?!
– Новый Завет для тех, кто уже прозрел, кто приблизился к Господу. А основы веры заложены в Ветхом.
– Я был уверен, что все ровно наоборот. Подожди, мы вообще о христианстве говорим?
Слепцов сложил губы в сардонической гримасе.
Прощался с нами он так же, как и встречал.
– Весьма, - он поцеловал Лене руку.
– Был рад.
А мне предложил звонить и появляться. Если что-то будет нужно.
Мы вышли из его кабинета и успели отойти довольно далеко по коридору, когда он вдруг позвал меня:
– Саша! На секунду. Совсем забыл.
Пришлось вернуться.
– Не хотел при Елене говорить. Его жена... Митьки Хвощинского бывшая жена - ты ведь ее помнишь?
– Леру? Разумеется, помню.
– Я ее тоже видел.
– Когда? Сегодня?
– Нет. Почему сегодня? Мы случайно встретились с ней дня за три до того, как ко мне зашел Митька.
– Случайно встретились? Где?
– Да в двух шагах отсюда. На улице. Я шел, а она - мне навстречу. Пригласил зайти. Посидели. Поболтали ни о чем. Ну, знаешь, как это бывает.
– Знаю, бывает. А, прости, о чем поболтали?
– О Европе. Она там сейчас живет больше, чем тут.
– Действительно ни о чем. И все?
– И все. А через несколько дней пришел Хвощинский.
– Интересно... Ты ведь до этого давно с ней не виделся.
– Очень давно. Но я ее сразу узнал.
Календарь еще отсчитывал последние майские дни, а жара в городе стояла летняя, почти июльская. Такая же тяжелая и густая. Возвращаться в контору мне не хотелось.
– Не выпить ли нам кофе?
– предложил я Лене.
– Опять кофе? Сколько можно!
– Ну, не кофе. Мне надо задать вам еще пару вопросов, но солнце сегодня что-то особенно старается. Можем доехать до ближайшего парка и просто погулять в тени.
– Хорошо, - согласилась она.
– Тогда я тоже кое о чем вас спрошу. Куда поедем?
Мы выбрали парк Шевченко. И не пожалели. Каштаны и липы отбрасывали на землю легкую сетку тени. В траве, нежно-зеленой и свежей, были спрятаны хитрые устройства, разбрызгивавшие воду. Одни изливали воду тугими спиралями, другие - распыляли вокруг туманными полусферами, третьи вращались... В парке было свежо и прохладно.
– А помните, - спросил я Лену, -
– Он резал ее, как толстую веревку, - вдруг сказала Лена.
– Точно. Эти водометы стояли повсюду - длинные и тощие, как железные дровосеки.
– Эти треножники часто опрокидывались и валялись, задрав к небу одну ногу. И часто ломались. Прерыватель заклинивало, вода била в заслонку и разлеталась во все стороны.
– Поэтому, самым надежным...
– ...был дворник. Со шлангом.
Мы рассмеялись.
– Вон, кстати, и дворник, - увидел я одинокую фигуру у дальней аллеи.
Вдоль аллеи темно-зелеными пучками топорщились едва заметные кусты рассады. Вода, которую распыляли автоматы, до них не доставала, и дворник из шланга вдумчиво и неторопливо поливал грядку.
– Не дворник он, - сказала Лена.
– У него комбинезон форменный и на спине написано "Киевзеленстрой".
– Не дворник, - согласился я.
– Но не потому, что на нем штаны "Зеленстроя", а потому, что здесь не двор, а сквер. Скверник он.
– Вот так взять и обидеть человека, - огорчилась Лена.
– Скверник.
– Да чем же я его обидел? Вон про Шевченко, - ткнул я пальцем в памятник, - уже полвека студенческая шутка ходит, и ничего, не обижается.
Шевченко стоял на гранитном пьедестале, хмуро набычив голову. Шинель он держал за спиной.
– Какая шутка?
– Ну, как же. Щорс, который на Коминтерна, спрашивает: "Кто мою шинель взял?" Богдан Хмельниций кричит: "Он спер!" - и показывает на Шевченко. А Шевченко прячет ее за спиной и говорит "Не я, не я. Я не брал".
– Может, это его пальто, а вовсе не шинель Щорса. Зря только человека обидели. Ну, ладно. Так что вы хотели у меня спросить?
– Давайте сядем. Вот и скамейка свободная. Лет десять не сидел вот так в парке, на скамейке, с малознакомой девушкой...
– С чужой женой, - поправила меня Лена.
– Да, - уныло согласился я. Праздник заканчивался.
– Вы ведь тоже хотели меня о чем-то спросить. Начнем лучше с ваших вопросов.
– Да, пожалуйста. О каких деньгах вы говорили Слепцову? Будто вы их для Димы у кого-то там одолжили...
– А, ну да. Ему надо было сотни две на билеты и еще пару сотен вам оставить. На первое время. Я у Гайдебурова взял.
– Что, под проценты?
– насмешливо и как-то даже зло уточнила Лена.
– Пока нет. Если вас интересуют детали - пожалуйста: до первого июня без процентов, а потом - по ставке Нацбанка.
– Что, серьезно?
– Абсолютно. Гайдебуров очень жадный, хоть и относится ко мне настолько хорошо, насколько вообще может хорошо относиться к другому человеку.
– И документ есть?