Окно на базар
Шрифт:
Вскоре трасты были объявлены главными врагами здоровой экономики. На Диму завели дело и после двух допросов арестовали.
Жена тут же ушла от него еще раз и, подтверждая окончательность своего ухода, родила. Слепцов, помыкавшись какое-то время, неожиданно стал совместно с немцами издавать вполне приличный компьютерный журнал. А Садовникова вытаскивал папа через подопечных писателей, которые к тому времени стали депутатами. Длилось это два года. Все это время Дима Садовников сидел в СИЗО. Потом был суд. Ему дали те два года, что он отсидел под следствием,
Но на свободу вышел совсем другой Садовников. В СИЗО Дима уверовал в Бога и начал проповедовать. Сперва отцу и Слепцову. Через год он читал проповеди перед тысячными толпами, но эта первая его аудитория была самой сложной. Они ведь знали его как никто. Не верящий ни во что отец, старший брат писателей - авторов правдивых сказок о человеке труда, и Вася Слепцов, у которого все вопросы с Богом были "порешаны" давно, надежно и навсегда.
Диму Садовникова второй и последний раз я видел на дне рождения у Потехина. В подарок новорожденному он принес Библию, а Вася Слепцов подарил толкование к ней. С Димой была его новая жена, крупная женщина, беременная вторым ребенком. Такая же новая жена и тоже беременная сидела рядом с Васей. С Димой поговорить мне не удалось, хоть я был и не против. Зато Вася отвел меня в сторону и долго рассказывал, как велик Дима. Я не спорил. Вася был серьезен и трезв. Он предложил встретиться на следующий день, но я от встречи уклонился.
От того разговора с Васей в памяти у меня осталась только одна фраза. Глядя на танцы наших раздобревших и крепко пьяных однокурсников, он оставил рассуждения о вине человека перед Господом и сказал вдруг уверенно и четко, словно эта мысль неожиданно поразила его: Дьявол искушает нас нашим прошлым...
– А вас?
– поинтересовалась Лена. Кажется, ей не было скучно меня слушать.
– Чем вас искушает дьявол?
– Я вам потом расскажу, - пробормотал я.
– Ну что, идем знакомиться с пастырями?
– Идем, - согласилась Лена.
– Куда это, кстати, мы приехали? Где их церковь?
– Не церковь. Здесь офис журнала, в котором работает Слепцов.
Вася встретил нас в своей любимой манере.
– Очень, - сказал он, глядя на Лену.
– Очень, - повторил он еще раз, целуя ей руку.
– Митя много говорил.
Понимать следовало так, что Митька много ему рассказывал о Лене. Нам уже несли кофе, Вася устраивался в кресле, и я видел, что он готовится к долгому монологу.
– Когда говорил?
– Мне надо было немедленно перехватывать инициативу.
– Что?
– Он на секунду растерялся, приоткрылся, и я увидел тень так хорошо знакомого мне Слепцова.
– Тебе что, протокол беседы на стол положить? Нотариально заверенный? С указанием места и времени?..
Тут он спохватился. Заносчивость есть проявление гордыни, а гордыня грех. Христианская терпимость - норма жизни...
Я улыбнулся. Вася улыбнулся. Инцидент был исчерпан. Лена растерянно перевела взгляд с него на меня.
– Так, когда вы с Митькой виделись в последний раз?
– повторил я вопрос.
– Месяц прошел, не
– Он полистал ежедневник.
– Гляди-ка, без малого - два. Время как летит... А в чем дело?
– И о чем вы говорили?
– Вспомнить надо.
– Вася скосил глаза в угол комнаты. Он опять хитрил - все у него было записано в ежедневнике.
– Так что все-таки случилось?
– Дима пропал, - коротко сказала Лена.
У нее получилось убедительно. Трагично. "Пропал..." Я бы сказал что-то вроде: "Да, вот, представь, Митька куда-то делся". А она - Дима пропал... Прямо - конец всему. Как будто мы о разных событиях говорим.
– Где пропал? И когда?
– Вышел из дому неделю назад. Должен был уехать на вокзал. Но на вокзале не появлялся, - так же коротко сформулировала Лена.
– Он собирался куда-то... в Таганрог?
– нахмурил лоб Слепцов.
– В Барнаул.
– Да, да. В Барнаул. В милицию заявили?
– Нет, - ответил я.
– Да, - ответила Лена.
Я посмотрел в ее сторону.
– Да, - повторила она.
– Вчера.
Слепцов перевел взгляд с нее на меня, потом - с меня на нее. Я пожал плечами и повторил свой вопрос:
– Так о чем вы говорили?
– Он денег спрашивал.
– Денег?
– удивилась Лена.
– Это могло быть, - согласился я.
– У него не было денег на дорогу. И что, дал ты ему денег?
– Не получилось, - ответил Слепцов, и я понял, что все-таки он изменился. Он и прежде не дал бы и потом долго объяснял, почему так вышло. А теперь просто и понятно: не получилось.
– Да, он у многих спрашивал, но все как-то...
– Но ведь он нашел, раз уехал... Вернее... Билеты ведь были куплены?
– Я ему нашел. Одолжил у друзей...
– Одолжил у друзей?
– в изумлении повторила Лена, глядя на меня.
– Да. У Гайдебурова. Есть у меня такой приятель. Удивительно, лет шесть-семь назад найти тысячу в долг мне было легко и просто, а сейчас... Честное слово, я уже думал - никто не даст. Как-то все так изменилось.
Последняя фраза получилась у меня беспомощной и слабой.
– И вы пришли ко мне искать Митю Хвощинского?
– Может, ты знаешь что-то или слышал...
– Ну, подумай сам, - широко и ласково улыбнулся мне Слепцов, - откуда, от кого? Моя жизнь сегодня, как у честной немецкой бюргерши, начинается на три буквы...
– Вот как!
– порадовался я.
– ...три буквы "к": кирха, киндер и кухня. Только моя кухня - здесь. Журнал пеку. О компьютерах знаю все. О Хвощинском - увы. Только старые, прокисшие слухи. Кому они нужны?
– Ну, да.
– Я покивал, соглашаясь, что старые слухи никому не нужны. Как Садовников?
– В Америке. Его пригласили проповеди читать. Учит янки родину любить. То есть Господа.
– Отлично. Проповеди на экспорт. А я был уверен, что у них в этом бизнесе перепроизводство. Все уже знают, что Бог их любит. Всем уже сообщили. Или кому-то забыли об этом сказать?