Окно на базар
Шрифт:
Она давит меня уже второй день.
Звонки прекратились. Легче мне не стало. Даже наоборот.
Сейчас я бы молчал, слушал звонившего, кто бы он ни был, повторял бы "угу" или все-таки молчал, потом опять что-то говорил, уточнял детали или по-прежнему молчал. Чтоб я ни делал, я бы знал уже о случившемся. Если бы снял трубку. Лучше б я ее снял. Определенность - это знание, а знание сила. Надо или не догадываться вовсе, или уж знать все и наверняка.
"Если позвонит еще раз - тут же сниму трубку", - подумал я. Многие, не дозвонившись сразу, звонят второй раз. Для контроля. Я всегда так
И все-таки второй звонок застал меня врасплох.
– Да, - схватил я трубку.
– Алло!
– Это... Александр?
Женский голос, тихий и растерянный. Не Дружинин. Не налоговая. Не бандиты. Не банк... а может быть, банк... Нет, не банк - слишком тихий и слишком растерянный.
– Да, я.
– Это Елена, жена Дмитрия.
– Здравствуйте, Лена.
Я люблю сокращать имена. В полных именах - избыток пафоса. Лизу я предпочитаю Елизавете, Дуню - Евдокии. Ко всему, Елена звучит как электронная Лена, как электронная почта или электронная торговля. Не идет ей это "Е".
Мы с ней почти незнакомы. Митька женился год назад, но свадьбы не устраивал, и нынешнюю его жену я видел мельком раза два или три. Не больше. Жена как жена. Прежняя была не хуже... Ладно, Митьке виднее.
– Скажите, Александр, вы, случайно, не знаете, где сейчас мой муж? спросила меня Лена, нынешняя Митькина жена.
Я удивился. И растерялся.
– Думаю... в воздухе...
– неуверенно протянул я, глянув на часы, - в самолете, наверное. Как раз из Москвы вылетел. Может быть, уже в Барнауле, хотя рановато, конечно... но из Москвы он точно вылетел. Должен был...
На часах пять пополудни.
– Мне сегодня утром из Москвы позвонил человек, с которым собирался ехать Дима... я не помню, как он представился, и слышно было не очень хорошо, но такая заурядная фамилия... Ну, совсем обычная. Нет. Не вспомню.
– Хорошо. И что же он сказал, человек с обычной фамилией?
– Он спросил меня, почему Дима не пришел на вокзал.
– На какой вокзал? Здесь? В Киеве не пришел?
Она наверняка что-то спутала. Женщины всегда что-то путают, что-то не так понимают, не расслышав, не разобрав, и немедленно поднимают панику, начинают всем звонить. Хорошо, что она хоть сюда позвонила, а не в милицию, к примеру.
– Да. Они все собрались, сели в поезд, а он не пришел.
Если отказаться от очевидной и наверняка, верной догадки, что Лена что-то не поняла в словах звонившего, чего-то не расслышала, что-то перепутала, то этого быть просто не может. То есть этого не может быть.
– Лена, - мягко и очень спокойно попросил ее я, - давайте спешить не будем. Опоздай Митя вчера на поезд, вы бы об этом узнали первой. А я следом. Он позвонил бы немедленно. Да что я вам рассказываю, вы же знаете все не хуже меня. Кстати, он вовремя вышел из дома?
– Вечером... Было еще светло, он не спешил...
– Ну вот. Значит, вовремя. Завтра он позвонит из Барнаула. Думаю, Митя позвонит. Если нет - сами будем звонить... Подождем до завтра, - уговаривал я Лену.
– Хорошо? Давайте подождем.
Лена положила трубку.
То, что я стал работать с Митькой, было чистой случайностью. Есть чистая идея, чистая теория, а тут я имел дело с чистой случайностью.
Но началось все не с Митьки. Совсем не с него. И не с меня. Все началось с Кузьмина.
* * *
Я писал диплом, и часть экспериментальных данных надо было получить в Центре радиационной медицины. Довольно смешно, между прочим. Дальше от теорфизики, которой я занимался в то время, была, наверное, только гастроэнтерология. Но так вышло, что как-то, ожидая своего шефа, я листал у него в кабинете английские медицинские журналы. Шеф получал невообразимое количество научных брошюр и журналов на самые разные темы. В прошлом он был математиком и всякую науку рассматривал как очередной полигон для применения своей математической мощи. Из кабинета в Феофании он бомбил биологию, расстреливал медицину и взрывал кибернетику.
Журналы я просматривал вполглаза - терминология в статьях была чужая и незнакомая, - я мало что смыслил в медицине, но на один график все-таки обратил внимание. Вернее, я его узнал. Это не большое чудо, математика у нас действительно одна на всех, но уж больно похожа была журнальная кривая на другую - из моей недавно законченной курсовой. В статье - я тут же взялся ее читать - информация, поступающая в головной мозг, рассматривалась как цветной шум и анализировалась зависимость скорости реакции от параметра, определяющего цветность шума. Сделана статья была довольно приблизительно, и если бы речь в ней шла не о мозге, а о более понятных мне вещах, скажем, электроне в поле какого-нибудь экзотического потенциала, то мою курсовую можно было бы смело с ней сравнивать, и сравнение было бы не в пользу англичан.
Журнал я подсунул шефу. Он просмотрел статью, поморщился, повздыхал, промычал что-то про себя, потом сказал, что если я сделаю все то же, только не так, как у них, а так, как у нас, и с реальными характеристиками, то может выйти неплохой диплом с видом на диссертацию.
Через неделю я трясся в автобусе на пути в Пущу Водицу. Центр радиационной медицины занимал несколько корпусов, в которых прежде был санаторий ЦК Компартии Украины. После чернобыльской аварии ЦК отказался от санатория и отдал помещения для лечения пострадавших и изучения их болезней. Мой шеф вышел на здешних нейрофизиологов, и они согласились поделиться с нами цифрами. В обмен попросили сущую ерунду - компьютерную программку, позволяющую моделировать реакции мозга на входящий сигнал. Щедрый шеф пообещал им такую программку.
– А кто ее напишет?
– поинтересовался я, узнав о заключенной сделке.
– Ты, кто ж еще!
– не отрываясь от книги, ответил шеф и перевернул страницу.
– Ты ведь не хочешь остаться без диплома?
Как это обычно бывает, врачи не очень хорошо поняли, о чем их просили, и неясно представляли себе, чего хотят сами. Начальник отделения, профессор и член-корреспондент, лично провел меня по лабораториям. Он показывал мне только что купленное английское и отечественное оборудование, еще не распакованные ящики с персоналками и белый куб VAXа1 .