Окно (сборник)
Шрифт:
— Мама, — вежливо, но твердо сказал Мокшин, — очень тебя прошу, не говори ты о Варе в таком тоне. А лучше тебе вообще о ней помолчать, другой тон у тебя не получится.
— Как?! — спросила мать. — Что с тобой? Ты заболел?
— Я абсолютно здоров и, будучи здоровым, еще раз прошу тебя не говорить пренебрежительно о женщине, которую… о близком мне человеке. Ты поняла?
— А я ничего особенного не говорю, — мать поджала губы и попятилась. Сказать нельзя… я просто так… откуда мне знать,
Что-то бормоча, она исчезла, а Мокшин вышел в коридор, набрал Варин номер и сказал ей, что в кино идти нет сил, не спал ночь и валится с ног. А вечером, если она не против, он заглянет.
— А что случилось? Опять бессонница? Или маме было плохо? встревожилась Варя.
— Ничего страшного. Занимался тут одним делом. Пока.
До обеда Мокшин проспал. Мать была непривычно молчаливой и даже как будто испуганной, сделала его любимые сырники и клюквенный кисель. Олег сказал ей, что скоро уходит, будет у Варвары.
— Если что нужно, звони туда.
— Ей?! Чтоб я звонила ей?! Ну… хорошо, позвоню, если что.
— Вот и славно. А я, если останусь там, сам тебе позвоню до двенадцати.
…И ведь, черт подери, как просто и эффективно! Ну, дела…
Несмотря на кучи снега, громоздящиеся вдоль тротуара, на сугробы в сквере и голые деревья, улица была определенно весенней. Оттаявший за день асфальт подсыхал, дул теплый и влажный ветер.
На углу Невского и Садовой его окликнули.
— Олег Николаевич! Олег Николаевич! Постойте!
Знакомый тягучий голос, от которого у него всегда портилось настроение. А она уже была тут, уже хватала за локоть.
— Представляете, — сообщила она, — отпирается. Ничего, говорит, не было и нет. Зануда, говорит, ревнуешь напрасно. Как вы считаете? Врет? А я, между прочим, как раз сегодня видела во сне реку. Большая такая река, как Волга. А на самой середине…
— Лошадь, — догадался Мокшин и, не давая ей закрыть рта, продолжал, высвобождая локоть: — Во-первых, мне некогда, тороплюсь на свидание. Во-вторых, ваш муж безусловно прав. В-третьих, перестаньте видеть сны. Всего наилучшего.
— Как?! — опешила Зленко.
— Да вот так. Извините, — и, церемонно ей поклонившись, он заспешил к метро, радуясь Началу Начал.
Никуда они с Варей не пошли, сидели и разговаривали, и, конечно, он рассказал ей про книгу, про бумажку с рецептом, про зелье, про все. Варвара слушала его с улыбкой, покачивала головой, а когда он закончил словами: «Я пошел, а она стоит, челюсть — до земли, глаза как колеса у самосвала», сказала:
— Вот за это я тебя и люблю.
— За что?
— За все.
8
Наступил понедельник, рабочий день. Начался он с того, что Мокшин пригласил к себе Майю Зотову, конструктора как-никак третьей категории.
— Хочу вам
— Олег Николаевич, — привычно затрепетав, перебила его Зотова, — как вы так можете, у меня же ребенок, вы же знаете.
— Не надо жалких слов, очень вас прошу. Ребенок дома с бабушкой, а вы на работе. И ради бога, делайте дело. Или не можете?
— Я… нет, — выдавила Майя после паузы, — я… просто… Вы не переживайте так, Олег Николаевич.
— Тогда идите и работайте, — мирно сказал Мокшин, — и помните: скоро переаттестация. Все.
А минут через десять явилась секретарь директора Лариса Николаевна со своей злополучной ладонью.
— В прошлый раз вы были не в настроении, — проворковала она, — говорили про линию ума, а мне ум не важен. Согласитесь, в женщине ум совсем не главное, правда?
— Не главное, — охотно согласился Мокшин.
— А про _другое_ вы ни слова не сказали, — продолжала она, пристально глядя ему прямо в зрачки и протягивая руку вниз ладонью, как для поцелуя, — а у меня сейчас такой момент в автобиографии…
— В биографии, Ларочка. А помочь ничем не могу, гаданиями больше не развлекаюсь. Некогда.
— Ну-у, Олег Николаевич, — она капризно пошевелила пальцами, не убирая руки. Рука красивая. Длинные пальцы, маникюр. Все, как положено. У Вари ногти всегда коротко острижены — медсестра.
— Правда, некогда, Лариса, — зашиваюсь. Кроме того, вам ведь всем подавай сказочные успехи в будущем, выдумывать я не в состоянии, а огорчать никого не хочу. Так что — завязал. А в «автобиографии» пусть будет, как будет. Если все знать заранее, неинтересно жить.
— Вы так думаете? — многозначительно выговорила она, продолжая неотрывно смотреть ему в глаза. — Ну что ж… вам видней. Кстати, скоро у меня день рождения. Что, если приглашу?
Мимоходом коснувшись своим «фирменным» маникюром плеча Мокшина, она ушла, оставив в кабинете запах польских духов.
А за час до обеда его вызвал Жуков и после недолгого разговора о текущих делах, помявшись, сказал, переходя на «ты», как это было между ними принято раньше:
— У нас с тобой тут… какая-то тягомотина. Вот я решил поговорить, чтобы, понимаешь, раз и навсегда… Давай честно: ты на меня обижен?
«Ну вот, — подумал Мокшин, — начинается».
И сказал:
— Нет, на тебя не обижен. Не за что. Ты хороший парень, добрый. И ты не сам себя назначил.