Окно (сборник)
Шрифт:
— Зачем врать? Противно же, честное слово!
Рука Павлова замерла на стекле, он повернул к Мокшину совершенно оторопелое лицо.
— Перебрал, что ли, вчера?
Хорошо было бы сказать, что да, надрался, как скотина, ничего не помню, башка трещит, опохмелиться нечем, так что, сам понимаешь, сосед, не до любезностей, будь здоров. Но Мокшин только мрачно посмотрел на Павлова и пошел прочь, ненавидя себя, ненавидя этого толстяка, весь свет, погрязший во вранье, и автора веселенькой книжки про силу духа.
15
Несмотря
— Здравствуйте, — сказал Мокшин всем сразу. Раньше ответы звучали громко и весело, иногда, надо признать, слишком даже весело, развязно, чуть не нахально. Но теперь — шелест какой-то, шебуршание, вздох.
На столе в «кабинете» (стеклянный закуток два на два метра) в развязной позе молча сидел телефон. Выпятив брюхо, он скалился всеми своими цифрами. Мокшин снял трубку, подержал в руке, медленно положил на рычаг. Снял опять и решительно набрал свой домашний номер. Длинные наглые гудки сказали ему, что матери дома нет. Он бросил трубку, и телефон сразу затрещал.
Черт! Это была Лариса.
— Олег Николаевич, — сказала она, — зайдите к директору.
Гробовая тишина придавила кульманы, едва Мокшин появился на пороге. Он шел к двери и вдруг услышал у себя за спиной возбужденный шепот. Почему-то он резко остановился, обернулся, но комната, подавившись своим шепотом, затаилась.
В коридоре рядом с доской Почета, с которой на Мокшина чванливо смотрел товарищ Жуков В.А., сфотографированный в мятой рубашке, истово и элегантно курили две расфуфыренные особы из машинописного бюро. Олега они проводили долгими взглядами, и от этих привычных женских взглядов он немного пришел в себя, поправил галстук, вспомнил, что собирался надеть сегодня югославский костюм, впрочем, этот серый, английский, тоже ничего, сойдет для директора. А югославский можно надеть завтра в филармонию. Варвара… а, черт!.. но он уже входил в приемную.
— Прошу, — пригласила Лариса, и он устремился к приоткрытой директорской двери, а Лариса зачем-то пошла следом.
В кабинете было пусто и тихо. Молчали три телефона на специальном столике. Огромный письменный стол надменно сверкал всей своей полированностью. Ни единой бумажки не лежало на нем, а обычно они громоздились горой. В распахнутую форточку орали воробьи, сквозняк листал перекидной календарь. А в дверях, красивая и загадочная, стояла Лариса и смотрела на Мокшина.
— Виктора Никитича вызвали в министерство. Вчера уехал, — спокойно сообщила она, входя. — Садитесь.
…Так. Сегодня ко всему прочему нам еще остро необходимы лирические разговоры. А дело явно идет к тому: вид взволнованный, платье новое,
— Знаете что, Лариса, — сказал Мокшин очень вежливо, — я лучше зайду как-нибудь в другой раз. Насколько я понимаю, вы меня сюда вызвали не для делового разговора. А к неделовому я не способен. Настроение плохое, еще нахамлю.
— А другого раза не будет, — кокетливо сказала Лариса и покачала своей красивой ногой. — Мы теперь долго не увидимся.
— Едете в отпуск? — учтиво спросил Олег.
— М-м… допустим.
…Ну, хорошо. А дальше? Да, был у нее на дне рождения. Понял все взгляды, намеки и прикосновения. Танцевали, и я, как воспитанный человек, говорил комплименты. Но, когда было предложено остаться, чтобы «помочь убрать», — ушел. Ушел! И, знаешь что, втянуть меня сейчас в тягомотный разговор я не дам… Хватит уже объяснений, сыт по горло.
— Ларочка! — очень оживленно заговорил Мокшин. — Я искренне рад, что вы наконец вырветесь из постылых стен нашего офиса. Поезжайте. Загорайте. Сводите с ума мужчин. Влюбитесь в хорошего, красивого и перспективного физика. Или в генетика. Он несомненно ответит вам взаимностью. А я с восторгом и букетом роз прибегу на вашу свадьбу.
Уф-ф-ф…
Лариса все улыбалась, хотя на шее выступили красные пятна.
— Благодарю за пожелания, они очень уместны, — она поправила на коленях юбку, — самое трогательное в них — поспешность. Должна сказать, дорогой Олег Николаевич, что ваше самомнение выглядит довольно смешно…
…Врет. Все врет. И понятно: женское самолюбие. Конечно, обиделась, вон и щеки покраснели, а в глазах тоска, даже сквозь праведный гнев видно…
— Вы можете сколько угодно воображать себя плейбоем, дело ваше, но это еще не значит, что каждая женщина только и ждет, как бы признаться вам в любви.
…Все поняла. Молодец, ей-богу!..
— Я просила вас зайти потому, — продолжала она, становясь все более официальной и надменной, — что завтра меня уже не будет, а тут лежит документ, с которым вам будет интересно ознакомиться.
Лариса встала, взяла с директорского стола какую-то папку, вынула из нее листок и протянула Мокшину.
Вот это да!
В заявлении на имя директора института копировщица А.Я.Зленко требовала немедленно перевести ее в другую группу. С товарищем Мокшиным О.Н. работать ей стало невозможно из-за его постоянных придирок и, главное, из-за безобразного, неуважительного отношения к подчиненным, непомерного самомнения и нежелания ни с кем и ни с чем считаться. Если дирекция, говорилось в конце, не отреагирует на это заявление должным образом, Алевтина Яковлевна будет вынуждена уволиться.