Окно в природу-2004

Песков Василий Михайлович

Тайгу еще не тронула желтизна. Из хижины у воды вился синий дымок - Ерофей готовил что-то к обеду с сыном. Оба они вышли на берег помахать нам руками (сын оставался тут на неделю, чтобы потом спуститься вниз по реке на привезенной ранее лодке). А Агафья что-то кричала в напутствие нам, но шум воды и моторов голос ее заглушали.

Подъем. На секунду-другую мелькнули хижины на пригорке, картофельные борозды и фигурка Агафьи внизу на белесых речных камнях... Агафья в 1945 году родилась как раз в этом месте. Горы с тех пор не переменились. И река течет, как текла шестьдесят лет назад. Природа здешняя величава и равнодушна к жизни людей, к их страстям и заботам. Развернувшись и набирая высоту, мы на мгновение снова видим «жилое место». Но вот уже ни избушки, ни одиноко стоящего у реки человека не видно. Летим над

тайгою, где ни дымка, ни следа людского нет.

«Медведи одолевают», - не раз сокрушалась Агафья. Медведи в этих краях многочисленны. Однажды, пролетая в «Тупик» во время медвежьих свадеб, мы насчитали в горных лугах двенадцать зверей. Поселенье Агафьи с запахом дыма, собачьим лаем и козьим запахом будоражит любопытство медведей. Агафья часто их видит то у реки, то в конце огорода у края тайги. Был случай, медведь попытался разрыть могилу отца в двадцати шагах от избушки. Боязнь медведей заставляет Агафью держать наготове ружье, и повсюду в «усадьбе» развешаны «пужала» - красные тряпки, худые кастрюли, бидончики, громыхающие, если дернуть с порога веревку. Пока что техника эта медведей если и не пугает, то озадачивает - в «усадьбу» они не вторгаются.

На снимке - изба Агафьи, «храмина», сказал бы покойный Карп Осипович. Вся семья Лыковых ютилась в хижине, стоявшей на этом месте. Остатки изначальной избушки служат сейчас приютом для коз. Я попросил однажды Агафью нарисовать на бумаге части ее хозяйства. Неожиданно она успешно справилась с неведомой раньше задачей. В первую очередь нарисовала избу, печку в ней, потом все по порядку. Сказала, возвращая мне карандаш: «Баловство, а какая-то благость в ём есть».

У Лыковых не было никаких домашних животных. Диких они приручать не пытались. При встрече с геологами сразу попросили привезти им кошек - приструнить бурундуков, разорявших посевы ржи и конопли. Позже появилась у них собачка, потом привез я им коз. Сейчас есть еще куры. Агафья вполне освоила животноводство.

Род Лыковых на Агафье прервется. Она была свидетелем смерти матери, потом сестры и двух братьев. Могилы всех - в разных местах. Агафья изредка их навещает. Лишь крест над могилой отца постоянно у нее на глазах, напоминает: была когда-то семья, в которой Агафья росла младшим ребенком.

В деревне Килинск навестил я родичей Лыковых - староверов того же толка (секты). Килинские бородачи жили и живут справно - в каждом дворе одна-две коровы, лошадь, свиньи, утки и куры. Нынешний раздрай бытия этих людей не коснулся, живут, как жили - сплоченно, в вере и трудолюбии. Лишь старики огорчаются: молодежь не хочет быть бородатой.

07.10.2004 - Шесть соток благословенной воды

У пруда вечером

Слова «шесть соток» стали символом садоводства и огородничества городских людей на клочке земли где-нибудь в лесных неудобьях. Для многих в нынешней жизни это способ выжить, другим - это средство себя занять, укрепить и поправить здоровье хлопотами на свежем воздухе и запастись на зиму соленьями и вареньями. И есть среди этих садоводов, огородников и пасечников люди, для которых «шесть соток» - это, помимо прочего, способ удовлетворить любознательность, наблюдая и направляя жизнь растений, и зорко видеть все, что происходит в саду-огороде и за границами их - в лесу. Этим важно не просто вырастить тыкву или репу, помидоры,

клубнику, им важно вырастить овощ необыкновенных размеров, разводить виноград, где по климату он вроде расти бы не должен, им важно что-то с чем-то скрестить и ждать результатов. Эти люди ведут дневники своей деятельности, записывают удачи и неудачи и часто добиваются исключительных результатов, становятся людьми известными, получают медали на выставках, их сад-огород - счастье жизни, смысл существования.

Не заглядывая в книги, по памяти, назову несколько таких российских людей (хотя есть они во всем свете, например, Бербанк в Америке). А у нас великим огородником был Андрей Тимофеевич Болотов, добившийся не только исключительных результатов в овощеводстве, но и написавший о своем увлечении четырехтомный труд «Жизнь и приключения Андрея Болотова». Не было в этих книгах «хождения за три моря», не участвовал автор в великих сраженьях, его «приключения» состоялись на клочке земли в Тульской губернии, на огороде вел он тонкие наблюдения за миром растений, непрерывно экспериментировал, вывел много сортов овощей, сделал много открытий - на четыре тома хватило увлекательного рассказа о подвиге длиною в десятки лет.

Назовем еще одного огородника, Ефима Грачева, жившего в XIX веке вблизи Ростова Великого, на Ярославщине. Это был талантливый практик, книг о себе, кажется, не оставил, но на всемирных выставках собирал обильный урожай медалей, выращивая невиданные сорта лука, свеклы, редьки, капусты, картофеля, и вошел в историю как великий огородник России.

Назовем еще одно имя (уже садовода), начинавшего тоже свои дела на клочке земли и достигшего результатов, всемирно его прославивших. Это почти что наш современник - Иван Мичурин. Не помышляя о научных высотах, он их добился - кропотливым, вдумчивым отбором и скрещиванием вывел и продвинул на север 300 южных плодовых растений.

Есть и сегодня люди подобной страсти и трудолюбия. Расскажу о моем друге Анатолии Яковлевиче Митронькине. Для него интерес: шесть соток воды - маленький пруд за городом.

С Анатолием Яковлевичем мы знакомы давно. В мордовском Саранске он возглавляет реставрационные мастерские - бригады его работников обновили усадьбу Лермонтова в Тарханах, восстановили много церквей, монастырских построек, старинных зданий, саней, экипажей, бытовой утвари, начиная с мебели и кончая посудой и дуэльными пистолетами. Многое в делах мастерских держится на страсти и увлеченности Анатолия Яковлевича, для которого важно «до всего докопаться своими руками, постичь своим «котелком». Неуемность этой натуры меня самого - человека не ленивого и любознательного - всегда восхищала. Всё успевает! В молодости был одержим построением маленькой подводной лодки, «чтобы наблюдать из нее за жизнью в воде». Скоро убедился, что дело сложное и, когда чуть не погиб в самодельном «Наутилусе», бросил его. Оказавшись на пасеке, захвачен был тайнами жизни пчелиной семьи. Завел свою пасеку, довел до сотни ульев, но, однажды позвав соседа, сказал: «Дарю!» И подарил, получая от соседа взамен за лето молочную флягу меда. «Отчего же расстался с пасекой?» - «Оттого, что держит возле себя, отлучиться нельзя». А отлучаться ему обязательно куда-нибудь надо: то в поиске заказов на реставрацию, то увидеть голландские ветряные мельницы, то на конные скачки. Дело в том, что купил мой друг молодую заморенную кобылицу, угадав в ней породу и резвость. Кобылка оправдала надежды - три года подряд собирала призы на бегах в Нижнем Новгороде и Казани, доставляя много радости ее владельцу.

Еще одна страсть Анатолия Яковлевича - охота и рыбалка. Мы с ним ездили на Дон за сомами, два раза вместе были на волчьих облавах. На личном счету охотника двадцать четыре волка, добытых на окладах с флажками и с подъезда - на снегоходе. Рыбак он не так удачлив, но любит посидеть у тихой воды, наблюдая за всем, что происходит на поверхности, в таинственной глубине и в кущах на берегу. Вот и подошли мы к новому увлечению мастера-реставратора.

Пруды в усадьбах и деревнях когда-то были обычными. В деревне из пруда брали воду во время пожаров, а помещики держали в усадьбе пруды для услады и в качестве садков для стерляди, которую привозили с Оки и Волги. В городке Плёсе едва ли не каждый дом имел прудик-садок. Приехал гость - вот она, свежая рыбка, к столу! А сколько картин у художников с изображением тихих заросших прудов!