Окно в природу-2004
Шрифт:
Идея превратить свои «шесть соток» за городом в пруд однажды посетила Анатолия Яковлевича и в полгода стала реальностью. Копал экскаватором и лопатой, укреплял берега, строил мосток, песчаную отмель. И сразу же пруд стал наполняться жизнью. Через два года берега копанки сами собой опушились осокой, рагозом и какой-то пахучей травкой. С Суры Анатолий Яковлевич переселил в водоем кусты белых лилий и желтых кувшинок, привез полкорзины лягушек - больших зеленых озерных и маленьких желтопузых жерлянок, способных до весны хором с соловьями тягаться. Потом были пущены в воду десятка три раков. Ночью на песчаную отмель раки выползают принимать лунные ванны или, может быть, за чем-то охотиться. Идя с фонариком, их всегда видишь, можно даже рукою
Отрытый в 2001 году пруд полон рыбы. Два карпа, каждый килограммов в пятнадцать, погожими днями плавают у самой поверхности, наблюдать за их тихими играми - удовольствие. Карпы посажены для развода карпят, и дело свое исполняют исправно - вода кишит мальками размером в три сантиметра. Но пущены в пруд и несколько ведер карпов на вырост. Этих можно уже ловить и сеткой, и удочкой. Вместе с хозяином пруда в полчаса мы надергали ровных, в ладошку, рыбок - на две сковородки и более мелких - кошкам.
Пущена в пруд щука, «чтобы карась не дремал», иначе говоря, для селекции - щука схватит в первую очередь карася слабого, неповоротливого. Сама она иногда попадает в сеть, но всегда возвращается в воду. Живут в пруду еще парочка дальневосточных амуров для очищенья воды от растительности и парочка толстолобиков, фильтрующих воду летом, не давая ей «зацвести». Живут в пруду еще плотва, вьюны, пиявки, жуки-плавунцы, личинки стрекоз, водомерки. Это все либо появилось само собой, либо пущено в пруд из озера. «Стареть, что ли, стал, - кокетничает Анатолий Яковлевич.
– Все приятнее на вечерней заре посидеть у воды. Приятно видеть круги от рыб, всплески щуки, шевеления карпов...»
Конечно, приятно в летний день и омыть в пруду телеса. Делают это не только Анатолий Яковлевич и супруга его Тамара Алексеевна, тоже влюбленная в пруд, но и соседи приходят: «Можно и нам?» - «А чего ж нельзя, можно!»
Иногда на пруд залетают с озера утки. «А недавно опустился вблизи, сверху увидев воду, как видно, отставший от стаи журавль. Но смелости уток ему не хватило - увидев у пруда собаку, взлетел...»
Конечно, не только «рыбалка с порога» занимает Анатолия Яковлевича. Недавно приехав в Москву, подался он в Дмитров, где расположен Институт прудового рыбоводства. Энтузиаста встретили тут приветливо и много чему научили. Научили насыщать зимой пруд кислородом, чтобы с рыбой не случился замор; научили, как надо правильно рыб кормить, как уберечь воду от закисленья, как приучить её приплывать кормиться на звук и как добиться, чтобы к кормовым столикам рыба приплывала бы в одно время, руководствуясь «внутренними часами». Подарили самодеятельному ихтиологу кучу брошюр и книжек, сказали, что он не единственный, кто увлечен сейчас строительством малых прудов.
И увез Анатолий Яковлевич в Саранск свой несколько пластиковых мешков (с водой и кислородной подпиткой), в которых благополучно достигли пруда пять стерлядок, двадцать форелей, семь десятков каких-то японских рыбок. Сообщает: «Новоселы уже оклемались в пруду...»
Окончив эту заметку, я позвонил Анатолию Яковлевичу: «Чем занят?» - «Да вот сижу у пруда, наблюдаю, как солнце вот-вот исчезнет за горизонтом. В одной руке мобильник, в другой - удочка. Ловлю карпов».
– «Что еще наблюдаешь?» - «Ну вот собака рядом, с любопытством смотрит на поплавок, а на нем уселась синяя стрекоза. Рядом со мной - Тамара. Она беспокоится, как бы щука с карпов не перешла на стерлядок. Я тоже побаиваюсь. Чёрт знает что выделывает эта хищница: там круги на воде, там прыжок из воды - в сентябре у щук аппетит адский. Наверное, на ночь поставим сетку - зажарим щуку, а весной заведем новую...» Вот такие дела на пруду.
14.10.2004 - Надо ж, 500 ульев!
Валентин
Дед Павел был «главным» пасечником в нашем селе. С детства помню его сад и рядом четыре десятка ульев, воскотопка на двух столбах и амбар, благоухавший аккуратно снятой с яблонь для «мочки» антоновкой, медом, воском, пучками трав на стенах, сосновой стружкой от новых ульев, сладким дымком.
Дед всегда был в закапанной воском и медом линялой ситцевой рубахе, в руках - дымарь и какой-то диковинный, углом согнутый ножик - подрезать запечатанные пчелами соты перед тем, как заправить их в медогонку. Часто от деда я слышал: «Трудолюбию надо учиться у пчел. Гляди, как летают, нагруженные. Видишь, на бугре в поле Резников сад? Если там, в двух верстах отсюда, поставить бочку меда, пчелы за несколько дней перетаскают его в ульи». Я с трудом тогда верил, но сейчас знаю: перетаскают.
Пасеки люблю с детства. Вижу с дороги где-нибудь ульи - непременно остановлюсь неторопливо их оглядеть, а то и познакомиться с пасечником. Этим летом один старик вдруг сказал: «У нас за Рязанью есть пасека в пятьсот ульев». Я подумал: «Ошибается дед». А он своё: «Пятьсот, пятьсот!» - и называет место, где это чудо можно увидеть.
И вот мы с другом-рязанцем лесостепными дорогами рулим по Рыбновскому району в деревеньку Синьково. Дорога петляет между холмами запущенной, непаханой земли. Но нет худа без добра: повсюду цветущее разнотравье - как раз то, что надо для пчел.
И вот Синьково - деревенька в пять - шесть дворов, и на краю ее у ручья в садовых зарослях - пасека. Её и слепой бы нашел - волшебные запахи, несчетно ульев, и вот он - пасечник. Образ пасечника у всех связан обычно со стариком, медлительным, нередко, несмотря на жару, в валенках. А тут «пчелиный пастух» в какой-то спортивной кофте, могучего сложения, бородатый, но вовсе не старый мужик, веселый, приветливый, явно оставивший какое-то срочное дело.
Знакомимся. Зовут веселого богатыря Валентином Семеновичем. Фамилия - Колесниченко. «Пятьсот ульев - это правада?» - «Правда». Оглядываем разноцветный, тихо гудящий пчелиный город. Валентин Семенович поручает действительно срочное дело сыну, и мы садимся под навесом у медогонки - поговорить о пасеке, о пути к ней явно незаурядного человека.
«Я - «изделие» послевоенное. Родился в 46-м в Таганроге. Страстно мечтал стать летчиком, но подкачало здоровье. Всё же хоть боком авиацию зацепил - в пятнадцать лет прыгнул с парашютом, сейчас у меня двести пятьдесят прыжков. Окончил МАИ (авиационный институт). Шесть лет работал конструктором. В самолетах Ил-76 и Ил-86 есть и моя малость труда. А пчелы... Первый раз в улей заглянул в 72-м году на хуторе в Ростовской области. Пчелы возражали против моего любопытства - оставили жала в моих телесах, и что-то запало в тот день в мою душу...»
Опустим для краткости учебу Семеныча в пчеловодческой школе, работу в сельскохозяйственном учреждении, где держали две сотни ульев, нарастающий интерес к пчелам, ощущенье, что на летательных аппаратах мир не сошелся, есть кое-что не менее интересное. Итогом чтения, наблюдений и размышлений стало желанье повесить в доме доску с изреченьем Ламарка: «Даже в грёзах своих человек не может вообразить ничего прекрасней природы». Валентин Семенович ведет нас в дом, и на стене у книжных полок эту доску мы видим, на ней сидит отдыхает залетевший в форточку шмель. «На этой вот точке познания жизни я твердо решил: пасека! Но не кое-какая - между делом, а такая, чтобы в радость была и чтобы кормила. И вот эта пасека перед вами - полагаю, хорошо налаженное хозяйство, и не просто рентабельное, а и доходное, позволяющее крепко стоять на ногах, экспериментировать, пробовать одно, другое. Это в жизни ведь очень важно, это делает труд творчеством. Понятно я говорю?»