Окно в природу-2004

Песков Василий Михайлович

Не счесть и наземных хищников-мышеедов. Лиса вполне проживет без охоты на деревенских кур, а без мышей - нет, основная еда её - мыши, зимою и летом. Артистично ловят мышей самые маленькие из хищников - ласки и близкая их родня - горностаи. Хорьки, выкармливая потомство, ловят за лето полторы тысячи мышей. Ловят мышей и соболи, ежи - отменные мышееды, даже крупный зверь - рысь, промышляющая главным образом зайцев, соблазняется иногда половить и мышей. Рыбы едят мышей. Таймени, например, хватают их с поверхности воды после дождей. Есть даже ловля тайменей в Сибири «на мышку».

Узда, как видим, на мышиное племя у природы надежная. И все же бывают особо благоприятные годы, когда

мышиный род, что называется, «выходит из берегов».

Северные мыши лемминги пика численности достигают каждые четыре года. Никакие жернова хищников не способны перемолоть всё, что появляется на скатерти-самобранке тундры. Возникает угроза съедения всей небогатой растительности Крайнего Севера, и лемминги пускаются в поиски новых пространств для жизни. В Норвегии такие годы называют леммингофорами. Эти переселения кончаются гибелью большинства из мигрантов. Погибают от истощенья, сваливаются массами в воды рек и фиордов. Но сразу, к радости полярных волков, лис, песцов, полярных сов и (не удивляйтесь!) даже оленей и зайцев, оставшиеся пеструшки начинают снова бурно плодиться, чтобы через четыре года повторить крестный путь своих предков в поисках жизненного пространства.

Мышиные годы в южных степных районах случаются реже, но тоже с заметной ритмичностью: раз в десять - двенадцать лет. Ученые связывают это с ритмичной активностью Солнца. Эти годы упоминаются в летописях, их помнят и современники наши. Недавно я получил письмо из Уфы от давнего моего друга, старейшего натуралиста страны, ныне профессора и почетного академика Ивана Филипповича Заянчковского. Привожу строчки его письма: «Летом 1932 года наша семья переехала в Армавирский район на Северном Кавказе. И тогда же мне удалось наблюдать небывалое размноженье мышей в степях и станицах. Поля и степи буквально кишели ими.

Осенью мыши заполонили станицы и хутора. Помню, в доме, где мы жили, мышей завелось столько, что нередко они забирались к спящим в постели. Расставленные ловушки-давилки то и дело стучали, из них извлекали по 30 - 40 мышей за сутки. Еще больше их попадало в принесенное соседом ловчее ведро с водой, над которым была устроена вращающаяся вертушка с приманкой на четырех лопастях. За ночь в такую ловушку попадало до сотни и больше мышей. Один раз из ведерка, стоявшего в чулане, моя мать выбросила сразу 155 мышей!»

Это свидетельство достоверное, но не единственное. Во время войны, осенью 1942 года, всё описанное профессором и в тех же примерно местах в точности повторилось. На околицах воронежских сел рыли канавы, чтобы мышиные полчища, ринувшиеся с полей к постройкам, как-то остановить. И вот свидетельства людей неожиданных. Маршал Рокоссовский в мемуарах «Солдатский долг» в числе множества разных проблем при сражении за Сталинград вспомнил и о мышах. «Как назло, именно в это время, когда так много требовалось от летчиков, среди них появились случаи заболевания туляремией [мышиным тифом]. Мышами земля кишела, и пришлось применять специальные меры для защиты не только людей от заболеваний, но и самолетов от порчи: грызуны поедали резиновую изоляцию везде, куда им только удавалось проникнуть». И еще одно свидетельство того же времени. Телохранитель маршала Жукова Николай Харлампиевич Бедов мне рассказывал: «Много чего интересного было во время войны. Были и курьезные случаи. Осенью 42-го года Жуков побывал под Воронежем. На ночлег, помню, остановились в степном селении Анна. Среди ночи я проснулся от тревожного

голоса маршала, спавшего в комнате, смежной с моей: «Бедов, ко мне!» Вскакиваю с фонариком. Вижу Георгия Константиновича в исподнем несколько испуганным и озадаченным. Оказалось, две мыши забрались в постель, и возня их маршала разбудила. Время было суровое, всё неожиданное, необычное настораживало. Но тут «противник» не был задействован, просто много в ту осень было мышей. Посмеявшись, снова улеглись спать».

Нынешний год - тоже мышиный, хотя численность грызунов не так уж сильно в глаза бросается. Проезжая в июле - августе по дорогам вблизи Воронежа, мы то и дело замечали раздавленных грызунов. И раза три видели на асфальте погибших болотных сов. Было ясно: мышей много, на заросших бурьянами полях и лугах из высокой травы вытащить мышей совам было непросто, и они приспособились их ловить на дорогах, но и сами становились жертвами, попадая ночью в свет фар и, ослепленные, убивались автомобилями. О том же написал мне друг из Рязани: «Приезжай, поговорим со специалистами в заповеднике».

Орнитолог Виктор Иваничев тоже уже заметил мышиную аномалию, но косвенным образом. В гнездах четырех филинов весной он обнаружил по пять яиц, хотя обычно в гнезде их три. Еще одно наблюдение: ушастые совы после первого выводка сделали вторую кладку, чего ранее не было.

Мы поехали в луга над Окой и на старых ветлах в дуплянках, предназначенных для других птиц, обнаружили по пять птенцов ушастых сов, хотя обычно их тоже бывает три. Но самое главное, это были птенцы второго выводка, что случается у сов исключительно редко. Орнитолог спустил птенцов нам в мешке - как следует рассмотреть. Это была разновозрастная братва (совы насиживают кладки с первого яйца), братва крепкая и здоровая, хватающая руку лапами, как клещами. «На хорошем рационе сидят!» - откликнулся сверху ветлы орнитолог.

И мышееды-пустельги дважды вывели соколят. Известие о мышах и эти факты перекрестились: мышиный год!

Наибольшая численность грызунов, как и в 32-м и 42-м годах, пришлась на степные районы Поволжья и Дона. Вот только что присланная мне выписка из газеты «Хронометр» (Волгоградская область): «В поселке Максим Горький появились полчища полевых мышей. Заполняют дома, сараи, крушат картошку, прогрызают мешки с зерном, точат обувку, футляры мобильных телефонов... По пути в поселок много мышей гибнет в пруду». Это признаки «мышиного года», хотя и не самого урожайного.

Еще одна примета его - появление в средних широтах полярных сов. То же самое наблюдал я зимой 42 - 43-го года в нашем селе Орлово. Пробегая по саду на лыжах, я увидел огромное белое с желтыми глазами небоязливое чудо. Такой птицы никогда ранее не встречал. Теперь знаю: это была сова. При малой численности леммингов на своей родине совы летят к югу, словно бы зная, что тут найдут пищу. Какая сила влечет их? Они просто летят, охотясь в пути и останавливаясь там, где можно кормиться, либо активность Солнца заранее программирует их поведение, и они летят, уверенные, что стол для них на юге накрыт?

Тем же самым, возможно, объясняется и увеличение числа яиц в гнездах филинов ранней весной, и число выводков у сов ушастых... По десять щенят обнаруживают в этом году охотоведы в лисьих выводках (обычно их пять или шесть).

У всех, кто «держится на мышах», ушедшее лето было праздником, а человеку мышиный год - дополнительные заботы: мало того, что мелкий синантропный народец (сопутствующий людям) обкрадывает нас на полях, в стогах и амбарах, мыши являются еще и распространителями неприятных болезней. Но в этом году опасность заболеваний невелика - не самым большим был разлив мышиного половодья.