Окно ЗАМа
Шрифт:
– Поразительно. Такой тихий, уютный и спокойный при всей внешней громадности, величии и беспокойстве. В прежние времена я бы точно не смогла в нем существовать. Утонула бы в людском море.
– Ты нынешняя – нет. Но живи ты в то время, ты была бы адаптирована к тем условиям и не считала бы их чем-то дискомфортным для себя. Или, возможно, считала бы, но других условий вокруг просто не было.
– Но как же? Сельская местность существовала и тогда.
– Только на работу тебе бы все равно приходилось мотаться в Нью-Йорк, Москву, Челябинск или любой другой крупный город. Ты смирилась бы. Подавила бы в себе эти потребности ради возможности купить все необходимое.
– Мерзкое время было, – тряхнула головой Катя. – Не хочу даже думать о нем. Так, значит, говорите, информацию про ЗАМ-1 найти сейчас будет нереально?
– По крайней мере, у меня ее точно нет.
– А вы знаете человека по фамилии Озеров? Он неоднократно упоминается в записках дяди.
– Кажется, руководитель его лаборатории. Он давно умер, если ты об этом. А с наследниками я не знаком.
– Можете попробовать найти их для меня, а? Я бы, честное слово, провернула все это и сама – ну не без помощи своего ИИ 3.0, разумеется, но вам, мне кажется, проще будет найти с ними общий язык. Вы все-таки его давний друг, многолетний соратник. Они о вас наслышаны, а я для них никто…
– Хорошо, – обреченно вздохнул Михаил. – А вообще я уже бывал когда-то в Америке. Давненько, правда. Шумная и суетная страна даже сейчас. Но в ней ты всегда сам по себе, даже посреди огромной толпы, даже если ощущаешь себя ее частью. И это мне всегда особенно нравилось здесь. Ты уже составила маршрут?
– Да, еду до тихоокеанского побережья, а потом вниз вдоль хребта до Мексики и в Колумбию, Перу, Бразилию… – на этом месте Катя осеклась, не зная, стоит ли посвящать Казарцева в подробности этой главной цели своей поездки.
– Роскошно, – одобрительно хмыкнул Михаил. – Я бывал только в Нью-Йорке и Техасе. Негусто, но для впечатлений мне хватило и этого.
– Если вы не против… я бы звонила вам иногда, показывала дорогу, как мы продвигаемся и вообще.
– Хоть каждый день! – с радостной готовностью отозвался Казарцев. – Я буду очень рад. О, а вот и Эмпайр-Стейт-Билдинг! Можете притормозить? – Михаил с восхищением воззрился на видневшийся впереди небоскреб.
Его сохранили и поддерживали в первозданном виде, хоть он и давно уже перестал выполнять свою прежнюю функцию офисного здания, превратившись частично в музей, частично – в нечто вроде ДК на современный лад. Катя задрала голову вверх, любуясь острым шпилем, а потом тряхнула белокурыми прядями:
– В деревне лучше. Не представляю, как здесь вообще еще можно жить!
– Жизнь в крупных городах до сих пор имеет свои преимущества.
– Не сейчас, – отмахнулась Катя. – Я за час долетела с одного континента на другой, а когда доведут до ума телепорт…
– Безусловно, – не стал спорить Казарцев, – но кому-то просто необходимо это чувство локтя, эта толпа, окружающая тебя со всех сторон. Несмотря на все достижения эволюции, мы все еще остаемся социальными животными.
– Общаться можно и с помощью голограмм, – продолжала возражать Катя.
– Голограмму не обнимешь, не похлопаешь ее по плечу, не погладишь по волосам.
Крыть было нечем, и Катя лишь дернула плечом, вновь задирая голову вверх.
– Наверное, надо было пригласить в поездку вас. Вы поди тоже дома засиделись, раз заводите такие речи про чувство локтя…
– Да ну что ты, мне вполне достаточно будет твоих звонков и репортажей с места событий. Я уже давненько предпочитаю свою привычную кровать и своего Захара.
– Захара? – удивилась Катя.
– Так зовут моего ИИ 2.8. Отчасти в честь Меркулова, – предупредил он назревший было у нее вопрос, – отчасти в честь слуги Обломова, – и усмехнулся. – Я его так и кличу каждое утро: Захааааааааааар! Очень меня это веселит. А он мне подыгрывает.
– Да полно вам дурить, барин, – послышалось на заднем фоне чье-то глухое ворчание, и, заслышав его, Катя оглушительно расхохоталась.
– Кто чей барин – это еще под большим вопросом, – покачал головой Казарцев. – Прокатитесь до Таймс-сквер, а? И Рокфеллеровского центра…
– Мы и к статуе хотим заскочить, прежде чем махнем по шоссе в пустыню. В парк, на Бродвей…
Они колесили по Нью-Йорку до глубокой ночи, пока все здания не покрыла сеть разноцветных неоновых огней, которые здесь до сих пор так сильно любили. Михаил несколько раз отключался, но потом звонил опять, и они с Захаром на два голоса восхищались неизменным обликом города, в котором стало лишь меньше транспорта и людей, а в остальном он почти ничем не отличался от себя прежнего. На ночь мотор заглушили, и Катя провалилась в глубокий сон, а наутро уже строчила первый отчет для своих подписчиков, прихлебывая обжигающее какао. Казарцев снова был на связи – за вчерашний день как-то так сложилось, что Кате было с ним веселее, да и ему в его пенсионерской жизни было чем заняться и где напитаться впечатлениями. Если у него появлялись дела, он отключался, вежливо извинившись, но по возможности вновь возвращался на связь даже в транспорте или идя по улице. Эта поездка захватила его не меньше самой Кати, хоть об истинной цели он и не догадывался. Пока Катя дописывала статью, допивая горячий шоколад, он успел переговорить с родней Озерова. У них действительно оставались какие-то бумаги, переданные отцу его заместителем. Фамилии этого коллеги они не знали, бумаги хранили на чердаке и даже не заглянули в них. Никаких распоряжений касательно этого вороха отец им не давал, поэтому они с радостью согласились избавиться от ненужных документов и тут же отправили их Казарцеву курьером. И уже к обеду, когда трейлер покинул пределы Нью-Йорка и выехал, наконец, на открытую местность, разгоняясь до 100 км/ч, бумаги были у Михаила. Он решил разобрать их вечером, когда мотор снова заглушат, и Катя отправится ужинать и спать.
Наверное, именно ради такого тихого ничем не прерываемого шороха шин по безлюдной трассе Катя и решилась на эту поездку. Слева и справа абсолютная пустота, ни деревца, лишь выжженная на солнце трава, впереди маячат холмы и предгорья, вокруг ни единой машины, ближайший населенный пункт в сотнях километров, трейлер до отказа забит всем необходимым, а единственный человек, нарушающий ее восторженное уединение, находится за много тысяч километров от нее на другом континенте и всегда может быть выброшен из трейлера одним нажатием кнопки смартфона.
Пушистые мои зайчата!
Америка прекрасна. И хоть путешествие мое длится всего неделю, по сути, оно еще только началось, а я уже безмерно счастлива, что решилась на этот шаг. Разумеется, во многом этому настроению способствуют окружающие меня всевозможные удобства в виде трейлера, моего любимого дяди Вали и распредцентров. С ужасом представляю, как бы выглядела моя поездка лет восемьдесят назад. В те времена, говорят, у тех, кто не обладал достаточным количеством денежных средств (все ведь помнят, что это такое? Если что, пишите в комментариях, я сделаю сноски, впрочем, всегда можно воспользоваться словарем, я верю в ваши силы), был лишь один способ рассмотреть страну как следует – автостоп. Они стояли вдоль дорог с поднятой вверх рукой, прося, таким образом, бесплатно подкинуть их до удобного для шофера и пассажира места. Конечно же, бесплатно, либо за символическую плату в виде бутылки пива. Хотя, думаю, я все равно решилась бы на подобное приключение, поскольку жить в своей хоть и очень уютной конуре и не видеть прерий, топорщащихся зелеными кустиками травы, и рыжих гор, словно бы намеренно кем-то обтесанных, совершенно бессмысленное времяпровождение. И поняла я это только сейчас. Вам доводилось когда-нибудь видеть закат в степи? Когда горизонт уполз так далеко вперед, что солнцу удается достигнуть его едва ли не к полуночи. Кругом царит невероятная тишина, нарушаемая, пожалуй, лишь голосами насекомых, а травы пахнут так, что ты засыпаешь, не успев донести голову до подушки.
Я останавливаю трейлер прямо посреди трассы, сажусь на обочину и подолгу просто смотрю вдаль. Мой ИИ молчит, мой спутник тоже предпочитает не нарушать моего уединения, а я просто любуюсь солнцем, скрывающимся за неровными силуэтами гор. Потом ложусь на траву, запускаю в нее пальцы и размышляю над романом. О чем бы он мог быть? Наверное, уже пора сесть за него, начать писать хотя бы по вечерам перед сном, я ведь дала себе зарок вернуться из поездки с готовой рукописью. Но, видимо, случится это не раньше, чем я привыкну к окружающему пейзажу.