Окно ЗАМа
Шрифт:
– Мы можем попросить об этом дядю Валю. То есть… мой ИИ.
– Ерунда, я сделаю это сам. Мне приятно заниматься такими мелочами самостоятельно без вовлечения ИИ. Жили же как-то раньше люди без всех этих технических штучек.
– И сейчас многие живут, – Кате вспомнился Эдвард в его хижине, лепившейся к скалистому берегу Гурона.
– Мои родители, например, – крикнул Пол из кухни, гремя чашками.
– Как вы вообще оказались в одиночку на трассе? Не вызвали аэротакси, а отправились один пешком…
– А еще голосовал вместо того, чтобы попросить ИИ найти мне транспорт? – усмехнулся Пол, возвращаясь на ступеньки с легким практически невесомым подносом. – Эти современные картонные изделия просто удивительны, – щелкнул он пальцем по подносу.
– Я, разумеется, ничего такого в виду не имела и не собиралась вас осуждать, это ваше право… – тут же спохватилась Катя.
– Да прекрати, ерунда, – резко перешел на «ты» новый знакомый. – Одно из моих чудачеств. Отправился на другой континент за вдохновением. Сам я из Ливерпуля, кстати.
Катя даже не удивилась этому открытию, лишь удовлетворенно хмыкнула: так и есть, потомок. Фамилия может отличаться, а вот внешность и родина не обманут. Наверняка его постоянно мучают вопросами о родстве, поэтому сама Катя решила не трогать эту тему: если захочет, сам похвастается, а до тех пор она и вообще не обязана знать никаких Битлз.
– За вдохновением? – переспросила она о том, что более всего заинтересовало ее во фразе Пола.
– Я художник, – уточнил он, и наличие странного цилиндра в его рюкзаке сразу же получило свое объяснение. – Лицензию пока не получил, если ты об этом, но планирую сделать это как раз после поездки. Живопись в любом случае не брошу, даже если мне не выдадут разрешения. Таланта у меня, может, и немного, но совсем отказаться от творчества я все равно не смогу. Пусть дома мои художества висят и радуют близких. В прежние времена, наверное, голодать бы пришлось с такими принципами. Ну, от невостребованности там… хотя в истории я не силен, если честно.
Катя пожала плечами:
– Пришлось бы. Тогда многие из тех, кто впоследствии стали зваться величайшими гениями, при жизни своей голодали и не могли продать ни одной картины или книги. Я про таких, помнится, даже статью однажды написала…
– Так ты тоже нашего племени? – встрепенулся Пол.
– Да так, скорее мараю просторы сети ничего не значащими статейками о путешествиях, разбавляя их иногда чем-нибудь эдаким с претензией. Лицензию на писательство получила, а толку?
– Кажется, я догадываюсь, почему ты здесь. С той же целью? Творцу просто необходима смена впечатлений. На одном месте быстро закисаешь, выгораешь, теряешь темы. Даже технику совершенствовать желание пропадает.
Катя лишь молча кивнула, решив не уточнять, что стало для нее первым толчком к погоне за вдохновением.
– Вообще писателям и режиссерам сейчас, наверное, особенно тяжело. Живописцам да музыкантам во все времена неплохо живется: рисуй себе пейзажи и людей, жанровых мастеров всегда было наперечет. Сочиняй фуги с менуэтами – там ни тема не нужна, ни сюжет, ни проблематика, ни сложные и противоречивые герои. Никаких идей раскрывать не нужно, знай себе маши кистью по холсту или выстраивай ноты в одни тебе пока ведомые последовательности. А вот чтобы книгу написать или снять фильм, нужно всколыхнуть какую-то важную проблему.
– Совсем необязательно. Создать простую и добротную развлекательную вещь ничуть не проще. Возьми того же Жюля Верна или Эдгара По…
– И? Жюль Верн эксплуатировал нашу жажду путешествий, которую утолить в те времена могли лишь единицы. Тогда как сейчас каждый в любой момент может махнуть не то что в Антарктиду – в соседнюю звездную систему! А Эдгар По эксплуатировал наши страхи, пользовался недостаточной образованностью масс, играл на ее низменных инстинктах. Сейчас же, когда даже младший школьник неплохо разбирается в теории относительности…
– Веришь ли, – перебила его Катя, – до сих пор не особо понимаю, как именно она нам сейчас помогает, просто верю всем на слово.
– Да и у меня примерно то же самое, – махнул рукой Пол и рассмеялся, – но все равно в мире царит безоговорочное доверие науке, всем мистификациям прошлых лет найдено разумное объяснение, уровень преступности на нуле. Никакие триллеры и ужастики родиться попросту не могут, поскольку даже если найдется сейчас гений, способный либо выдумать ужастик для нашей реальности, либо нафантазировать какую-нибудь вымышленную реальность, разве будут его произведения пользоваться спросом? Раньше такие творения щекотали нервы, вызывали адреналиновую бурю, позволяя отвлечься от насущных проблем. Сейчас же у всех нас одна единственная проблема – отсутствие этих самых проблем. Еще немного, и мир накроет тоска и скука за неимением конкурентной борьбы и сопутствующих ей проявлений агрессии.
– Нам эту скуку пророчили с самого начала. Прошло уже не одно десятилетие, а ее не видно даже на горизонте.
– Хорошо, если так все и будет продолжаться. А то читал я как-то об одном довольно древнем эксперименте, и погрузил он меня в неприятные раздумья. Ты что-нибудь слышала о мышином рае?
Катя нахмурилась. На лекциях по философии им что-то рассказывали на этот счет. У них даже билет на экзамене был с таким вопросом, но университетские годы благополучно миновали, самые неприятные моменты благополучно забылись, а вместе с ними и вся философия подчистую. Катя улыбнулась и помотала головой, не боясь выглядеть недостаточно образованной в глазах Пола.
– Да я сам буквально недавно наткнулся на диспут двух ученых, заинтересовало название, вот и полез в словарь. Ты ничего такого не подумай, я не книжный червь какой-то, – тут же принялся зачем-то оправдываться Пол. – Мне типаж одного из этих ученых приглянулся, и я стал искать его фактурные фотографии, чтобы портрет написать. А в текст вчитался по сути совершенно случайно – хотел побольше о его жизни узнать, чтобы характер поточнее запечатлеть, а там как раз про диспут этот знаменитый и писали. Вот так одно за другое потянулось, и узнал я про мышиный рай этот пресловутый. Когда-то очень давно, лет сто или около того назад, ученые одной из капиталистических стран решили смоделировать коммунизм в отдельно взятой мышиной клетке. Посадили в загон несколько пар молодых мышей, обеспечили их буквально всем необходимым – чтобы избавить их от необходимости добывать пропитание и драться за территорию. Нивелировали агрессию. Даже гнезда для будущего потомства им подготовили. Регулярно меняли подстилки, кормили вкусно и питательно, регулировали освещение. В общем, обеспечили самый настоящий рай. Мышиный рай – именно так и назвали тот эксперимент. Как думаешь, что вышло в итоге?
– Мы не мыши, – предвидев исход этой истории в хитро блеснувшем взгляде Пола, буркнула Катя.
– То есть, ты уже догадываешься, чем все это закончилось?
– И чем конкретно?
– Полной деградацией, вырождением и вымиранием. Это если кратко и не вдаваясь в подробности всего печального процесса. Тогда ученые, разумеется, сделали вывод, что конкурентная борьба просто неизбежна, чтобы жизнь на планете продолжала развиваться, а не загнулась. Никакого рая на земле никому не положено. Бейся за выживание, бейся за место под солнцем. И если тебя растопчут, то плевать на тебя, для вида в целом будет только лучше.