Око силы. Четвертая трилогия
Шрифт:
– Пистолетом интересуетесь? – женщина уловила его взгляд. – Подарок товарища Троцкого за бои на Волге. Когда познакомимся ближе, сможете полюбоваться.
Сказано было так, словно на столе красовалась шкатулка работы Фаберже, а не обычное, пусть даже именное оружие. Дама была определенно не из тех, кто склонен себя недооценивать. Виктор не удержался, скользнул глазами. Если бы не вся эта роскошь, то ничего особенного. Лет тридцати, далеко не красавица, нижняя челюсть, словно у боксера, пальцы длинные, цепкие. Взгляд неприятный, словно на лягушку, не на человека смотрит.
Барыня!
Батальонный отвел взгляд и принялся рассматривать огоньки за окном. Пусть ее! Странные все же дамы попадаются на пути. Доминика Игнатишина, теперь эта, в бриллиантах, с именным браунингом. Или дело не в нем, никому не интересном инвалиде, а в том, что стоит под кроватью?
Визит не был неожиданным. Товарищ Ким предупредил: в шесть вечера быть в общежитии, ждать гостей. Вот и дождался. Интересно, кто следующий? Легкий щелчок зажигалки. Гостья закурила, даже не спросив разрешения. На холеном лице проступала брезгливая скука.
– Так и живете, Вырыпаев? В этом клоповнике? Неужели приятно нищенствовать?
Виктор даже не обиделся. Чего еще от такой ожидать?
– Завтра же переселюсь к вам, Марья Ивановна. Благоволите подать экипаж.
Тяжелая челюсть дрогнула.
– Лариса Михайловна, если вам интересно. Не путайте меня с гражданкой Коллонтай. Свой стакан воды я выбираю сама, причем весьма придирчиво. С моим прежним мужем мы познакомились на миноносце, когда шли брать Казань. Потом был десант, бои в городе… Тогда, на капитанском мостике, он мне казался очень интересным человеком. В посольском особняке все стало иначе, и я предпочла завершить историю.
Батальонный понимающе кивнул. Посольский особняк, приемы, лакеи на подхвате, золоченные канделябры, скучища…
– Неужели за красных изволили воевать?
Ответом был снисходительный взгляд. Женщина глубоко затянулась дымом, стряхнула пепел прямо на пол.
– Аристон Кеосский считал, что ирония – признак скрываемого высокомерия. Я воевала за красных – и, как видите, победила. А вы, уж, извините, на победителя не похожи. Когда товарищ Ким вводил меня в курс дела, я подумала, что вы по меньшей мере Андвари. Знаете предание про золото Нибелунгов?
Виктор улыбнулся. Разговорилась дамочка! Значит, можно кое-что проверить.
– Нет, не знаю. Но вы, Лариса Михайловна, тоже подкачали. Бабочка махаон, два красных камешка, два синих. Забыли?
В светлых тевтонских глазах – легкое удивление. Нет, не знает!
– Бабочка, насколько мне известно…
Легкий скрип двери, ветерок из коридора… Кажется, они слишком увлеклись беседой.
– Добрый вечер, товарищи!
Пальцы любительницы бриллиантов легли на рукоять браунинга. Отдернулись, сжались в кулак. Поворачиваться Виктор не стал. Судя по голосу – кто-то незнакомый. Ничего, сейчас увидим.
Шаг, другой…
– Гондла, побудьте, пожалуйста, в коридоре. И спрячьте оружие, стрелять вы все равно не умеете.
Батальонный с трудом удержался от ухмылки. Кажется, мадам Гондлу элементарно выставляли за дверь вместе со всеми ее амбициями.
– Здравствуйте, Виктор Ильич!
Новый гость стоял перед ним – высокий, широкоплечий, с густой проседью в черных волосах. Английский кожаный плащ, в левой руке – темная шляпа с широкими полями. Полные ярко-красные губы улыбались.
– Егор Егорович. Имя и отчество совершенно подлинные.
Рукопожатие – крепкое, энергичное. На вид гостю было за тридцать, но голос казался значительно моложе. Или виной всему ранняя непрошенная седина?
– Вы еще здесь?
Последнее относилось к мадам Гондле. Лариса Михайловна, не дрогнув лицом, простучала каблуками к выходу. Альбинос почему-то решил, что она непременно хлопнет дверью. Ошибся – дамочка просто не стала ее закрывать.
– Присаживайтесь, Егор Егорович, – спохватился он, вспомнив о долге гостеприимства. – Если на стуле пепел, смахните.
Владелец кожаного плаща поглядел на стул, но садиться не стал.
– Товарищ Ким сейчас будет. Кажется, мне придется извиниться за Гондлу. Лариса любит опасные игрушки, оружие – еще не самый крайний вариант, с мужчинами у нее получается еще хуже.
– Обижусь, – донеслось от дверей.
– Обидитесь, – Егор Егорович невозмутимо кивнул. – Трубку у товарища догадались проверить?
На этот раз ответа не последовало. Кожаный дернул полными губами, взглянул вопросительно. Вырыпаев прикинул, где может лежать подарок Генерального. Кажется, где и был, в кармане.
– Резких движений не делать?
Егор Егорович покачал головой:
– Как вам угодно. Значения не имеет.
Сказано было просто, но Виктор сразу же почувствовал: с ним не шутят. Оружие гость не доставал, но от этого казался еще более опасным.
Неяркий свет лампы отразился от черной полировки. Вырыпаев положил «bent» на ладонь, поднял повыше.
– Благодарю, – без тени улыбки кивнул кожаный. – Извольте взглянуть сами.
В его крепкой руке словно из ниоткуда образовался еще один «bent», такой же черный, изогнутый, только чуть побольше. В трубках батальонный совершенно не разбирался, но почему-то решил, что «bent» гостя очень дорогой, не чета его собственному. Уточнять не стал, спросил про другое:
– Егор Егорович, отчего же нас не предупредили, что трубка – вроде пароля?
Гость вновь дернул губами:
– Sapienti sat, как говорится. Иначе зачем некурящим трубки дарить?
В гимназии Виктор учился, посему латынь разобрал.
– Строго говоря, это не пароль, – продолжал гость. – Скорее, традиция. Товарищ Ким – великий ценитель и коллекционер трубок, причем, в отличие от иных собирателей-Шейлоков, охотно их дарит. Когда исчезли папиросы, многие курильщики перешли именно на трубки, чтобы не крутить «козью ногу». А если учесть, что все экземпляры разные, то получилось и в самом деле нечто вроде индивидуального пароля. Товарищ Сталин, тоже известный «трубочник», когда вошел в курс дела, предложил сей обычай формализировать. Трубки стали получать и некурящие.