Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Ника сама поразилась своему спокойствию. Не закричала, не задохнулась от боли. Наверное, потому, что уже поняла: этим не помочь.
– Я – немного врач, – она заговорила негромко, без эмоций. – Вы не могли бы точнее называть диагноз?
Пустельга покачал головой:
– К сожалению, нет. Думаю, вы сможете узнать об этом сами. Я, как вы уже догадались, появился здесь не по собственному желанию...
Он ничего не скрывал, и эта откровенность вызывала доверие. Возможно, в этом тоже был расчет – искренность всегда ценится.
– Я сотрудник наркомата госбезопасности. Вам велели передать следующее: болезнь Юрия Петровича очень опасна, но излечима. Требуется ваша помощь. Если вы согласны...
– Но что я могу?
– Вы сможете спросить и об этом... Кстати, должен извиниться за своих, так сказать, коллег, – Сергей поморщился. – Мы попросили посмотреть за вами, чтобы вы не исчезли из города, а они, идиоты, устроили фейерверк...
Легче не стало. Что НКВД, что госбезопасность! Волки...
– Скажите, Сергей... – нерешительно проговорила она. – Вы думаете, излечение возможно? Вы не врач, но вы же контрразведчик, должны понимать...
Пустельга еле заметно дернул плечами.
– Понимаю так: Юрий Петрович нужен начальству позарез – здоровый и невредимый. Для этого они готовы пойти на все. Тот человек, который этим руководит, обычно не ошибается.
– Ясно... А вы, Сергей? Почему используют вас, больного? Для пущей убедительности?
– Наверное, – Пустельга вновь надел черные очки и отвернулся. – Мне сказали... Мне обещали, что если вернут память Орловскому, вылечат и меня. Иначе... В общем, мне осталось немного...
Нике стало не по себе. Вот, значит, как умеют работать эти штукари! Она взглянула на Сергея. Молодой человек сидел по-прежнему отвернувшись, нелепые темные очки закрывали глаза...
– Я... должен вам кое-что сказать, Виктория Николаевна. Вы напрасно не ушли. Я специально не сразу устанавил за вами наблюдение, но вы чего-то ждали. Сейчас у вас уже нет выбора. Если не поможете – Орловский проживет недолго. Поможете – он попадет к ним в руки и вряд ли уцелеет...
Ника застыла, не в силах вымолвить слова. Самое страшное, о чем она боялась и думать, оказалось правдой.
– Мы все оказались причастны к чему-то страшному. Узнав такое, живут обычно недолго. Меня им даже не придется убивать – дойду сам. Но я подумал...
– Что вы предлагаете, Сергей?
Ей показалось, что эти слова произносит кто-то другой, посторонний, кому не надо бояться, кому не придется умирать.
– Играть по их правилам. Пока. Но наступит момент – уверен в этом! – когда вы окажетесь не в их власти...
– Разве такое возможно?
– Возможно!
Очки с глухим стуком упали на асфальт, но Сергей даже не заметил. Тусклые глаза загорелись живым светом.
– Возможно, Виктория Николаевна! Не верьте им, ни одному слову! Не верьте – и ждите. Если сможете, отомстите! За всех нас...
Пустельга поднял очки и резким движением сунул их в нагрудный карман.
– Вы справитесь! Они не всесильны...
– Я постараюсь, Сергей...
Ника старалась говорить спокойно, хотя в эту секунду ей больше всего хотелось вскочить и убежать – все равно куда, лишь бы подальше от этого ужаса.
– У меня к вам есть просьба... Виктория Николаевна, расскажите, как мы познакомились?
Ника чуть было не спросила: «Зачем?», но вовремя спохватилась.
– Мы с вами впервые увиделись... Да, конечно, в конце сентября прошлого года на премьере «Кутаиса» во МХАТе. Вы посмотрели на меня, я на вас... Кажется, с моей прической было не все в порядке...
Она поглядела на Сергея. Тот даже не улыбнулся – слушал, сжав губы и прикрыв глаза, словно опасался узнать что-то страшное.
– А познакомились мы с вами тоже в театре, но уже в Большом, на «Аиде». Миша Ахилло вас тогда представил как своего начальника, а вы еще шутили, что заставляете его по утрам делать гимнастику...
Пустельга кивнул, и Ника вдруг поняла, что ему больно – невыносимо, жутко.
– И потом еще раз, в самом начале ноября. Вы шли по набережной, была очень плохая погода...
Виктория Николаевна помолчала.
– Я еще тогда удивилась. Это случилось почти в том же месте, где я когда-то встретила... одного моего хорошего друга. Странное совпадение!..
– У вас хорошая память, – Пустельга встал и машинально одернул гимнастерку. – Спасибо! Может, еще увидимся...
Ника хотела ответить, но Сергей приложил руку к козырьку и быстро зашагал в сторону больших ажурных ворот, ведущих к Главной Площади. Вновь вспомнилась их последняя встреча. Тогда Пустельга тоже выглядел невеселым, но глаза были другими – живыми, яркими. Что они с ним сделали? Может, дело даже не в нем, а в ней самой? Ее хотели напугать – по-настоящему, до потери воли. Это почти удалось... Неужели он прав, и она сможет что-то сделать? Но ведь и Флавий тоже думает так! И даже старый священник, видевший ее в первый раз в жизни, почему-то уверен... Они не всесильны? Может, правда? Нет, не может – правда! Они не всесильны!..
Ника почему-то представляла, что за нею приедет огромная черная машина, такая, как у Флавия, но обязательно с зашторенными окошками. Там будет несколько верзил в плохо сшитых штатских костюмах с револьверами под мышкой, ее грубо возьмут за руку, возможно даже толкнут. Потом – кабинет с портретом усатого Вождя, лампа, направленная в глаза...
Все вышло иначе. Машина действительно оказалась большой, но не черной, а белой, без всяких шторок. В ней было двое – молчаливый шофер и симпатичный молодой человек, безупречно одетый и столь же вежливый. Никто не проверял документы. Нику пригласили занять место на заднем сиденье, и сопровождающий легко тронул шофера за плечо.
Ехали, как она и ожидала, к Центру, прямо к Большому Дому. Но случилось неожиданное: авто затормозило возле Исторического музея, у одного из запасных выходов. Виктория Николаевна удивилась, но без возражений прошла в предупредительно открытую дверь. Тут же вспомнилось – здесь работал Орфей... Она ожидала увидеть пыльную лестницу, но вместо этого за дверью оказался пост охраны – трое крепких молодых людей в форме с лазоревыми петлицами, таким же, как у Пустельги. Молодой человек кивнул, не став показывать никаких документов, но этого оказалось вполне достаточно. Их пропустили без слов.