Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
– Че, бдительный? – скривился майор. – Ну, давай, давай! Мой батя Троцкого на фронте, между прочим, встречал – и не раз. Может, он и Иуда, но по кабинетам не прятался. Как некоторые, не будем называть...
– Можешь написать, что на провокации я не отреагировал, – Михаил вновь отвернулся. – Между прочим, где вы все такие умные были десять лет назад, когда Объединенная оппозиция пыталась на улицу выйти? Тогда не поздно было!..
– И ты напиши, что на провокационные разговоры майор Ерофеев ответил нецензурной бранью и проклятиями по адресу врагов народа... А десять лет назад я еще мальчишкой был, дураком, в общем. Да что теперь говорить – для нас что ни поп, то батька!..
То, что Ерофеев высказал вслух, думали многие. Ахилло догадывался, что о Льве Революции жалеют, но что-либо менять было поздно. Королей не выбирают – им служат...
Дверь отворилась, и на крыльцо вышел Гонжабов. Теперь на нем был обычный штатский костюм, шляпа и накинутое на плечи серенькое пальтишко. В этом наряде бхот смотрелся убого – маленький человечек, похожий на среднеазиатского колхозника, приехавшего на ВДНХ.
Увидев майора, Гонжабов равнодушно кивнул. Ерофеев внимательно оглядел зэка, кивнул в ответ, и все трое направились к воротам.
Заполнение бумаг заняло немало времени, и в город возвращались уже в сумерках. Майор молчал, Ахилло, сидевший на заднем сиденье рядом с Гонжабовым, тоже не спешил начинать разговор. Командировка обещала быть необычной. За Гонжабова Михаил отвечал головой, а между тем, не имел даже наручников для конвоирования. Правда то, что после возвращения удастся заглянуть в таинственную контору Тернема, кое-как примиряло с происходящим.
...Ахилло любил острые ощущения, тайны и риск. Восемь лет назад это и подтолкнуло его бросить экономический факультет Института народного хозяйства и написать заявление в спецшколу. Правда, не только это. Ахилло рано понял, что впереди страну ждут нелегкие годы, а значит, лучше быть внутри Системы, чем вне ее. К самой политике Михаил относился индифферентно, питая к фанатикам легкое отвращение. Первые годы службы в органах оправдали ожидания, но с 35-го, а особенно с 36-го, он все чаще стал испытывать разочарование и даже страх. Система явно выходила из-под контроля. Ягода был груб и жесток, но это все же лучше, чем истерика и непрофессионализм Ежова. Сложная, точная машина, предназначенная для диагностики и терапии, какой Ахилло видел контрразведку, быстро превращалась в паровой каток, давящий с одинаково тупой жестокостью и чужих и своих. Для Михаила оставалось загадкой, кто сидит за рулем – не Ежов же, в самом деле! Он был даже рад, что временно отстранен от оперативной работы. Быть представителем «малиновых» в кубле «лазоревых» дело опасное, но не опаснее ежедневного риска в Большом Доме, где, вместо того, чтобы искать врага, руководство начинало отстрел своих.
Всю дорогу Гонжабов ни разу не повернул головы, так и просидев неподвижно, прикрыв глаза и застегнув пальтишко до самого горла. Похоже, таинственного зэка совсем не интересовало, куда и зачем они направляются. Автомобиль долго блуждал по столичным улицам и наконец свернул в один из темных дворов. Все трое вышли из машины, и майор кивнул на ближайший подъезд.
В одной из квартир второго этажа их ждал молчаливый парень в штатском. Каждому был вручен комплект удобной теплой одежды, горные ботинки, и в придачу – легкая, почти невесомая куртка с капюшоном. Ко всему этому полагался также рюкзак, где уже лежали консервы и спальник.
Удивляться было некогда. Майор торопил, и Михаил, быстро переодевшись, вышел с Ерофеевым в другую комнату. Там уже был накрыт стол.
– Перекусим, – кивнул майор. – Да, у тебя какой ствол?
Михаил извлек из прикрепленной под мышкой кобуры наган. Ерофеев скривился:
– Хлопушка! На, держи!
В руках у Ерофеева оказался новенький парабеллум.
– А может, пулемет возьмем? – не удержался Ахилло, пристегивая кобуру с пистолетом к поясу. Майор махнул рукой:
– Шутки – шутками, а я бы взял. Да нельзя, засветимся. Разве что в футляре от контрабаса, знаешь, как в кино...
Итак, им предстояло ночевать под открытым небом, и вдобавок, отстреливаться. Михаил был не прочь – все лучше, чем торчать в кабинете!
Наскоро перекусили. Ерофееву и Ахилло была подана отбивная с картошкой, Гонжабову же молчаливый парень поднес тарелку с вареным рисом. Бхот поблагодарил кивком головы. До сих пор он еще не произнес ни единого слова, и Ахилло решил, что тот попросту не говорит по-русски.
Парень в штатском помог отнести вещи в машину, затем притащил откуда-то палатку и присоединил ее к рюкзакам. Ерофеев кивнул, парень сел за руль, и «эмка» тронулась с места.
Все несколько прояснилось на Курском вокзале, где их ждал поезд до Симферополя. Они заняли отдельное купе – билет на четвертое место тоже оказался у майора. Пока Ерофеев откупоривал бутылку, дабы отметить начало их странного путешествия, Михаил прикинул, что палатка, рюкзаки и Симферопольский поезд (равно как его разряд по туризму), все указывало на Крым. Но что можно там искать, да еще вместе с каким-то бхотом?
Пили вдвоем. Гонжабов, как только поезд тронулся, снял ботинки, и поджав ноги, присел на нижнюю полку, прикрыв глаза.
– Хорош? – подмигнул майор. – Он так может месяц просидеть... Ладно, слушай...
Он допил стакан, крякнул и заговорил совсем иначе – спокойно и серьезно:
– О нашей поездке там, куда мы едем, никто не знает – ни наши, ни ваши. Светиться мы не имеем права. Это ясно?
Ахилло кивнул.
– Мы – работники Академии истории материальной культуры. Археологи, в общем. Фамилии оставим те же, а вот документики сменим...
Михаилу было вручено удостоверение с уже вклеенной фотокарточкой, делавшее его старшим лаборантом АИМК СССР им. Марра.
– Вот так. Называть друг друга по званиям запрещается. Ты – стало быть, Михаил, я – Кондрат. Или хочешь по отчеству?
– Запоминать долго, – улыбнулся Ахилло. – А гражданин Сидоров?
Майор подмигнул:
– Будет у нас Рахметом Ибрагимовичем, профессором из Ташкента. Запомнил?
– Это-то я запомнил, – вздохнул Михаил. – Слушай... Кондрат, а все-таки, куда мы едем?
– На Кудыкину гору, – буркнул Ерофеев. – «Куда» – нельзя спрашивать, приметы, что ль, не знаешь?
Ночью не спалось, и Михаил постарался вспомнить последние оперативные данные по Крымской АССР. Аресты хозяйственников-вредителей, смена руководства Верховного Совета, очередная рокировка в головке местного управления НКВД... Но они-то там зачем?
Всю дорогу Гонжабов продолжал молчать, и Ахилло совершенно уверился, что тот не говорит по-русски. Понимать – явно понимал, кивком благодарил за тарелку риса, принесенную из вагона-ресторана, качал головой, когда ему предлагали кофе, и без особого интереса листал предложенный майором «Огонек». Сам Ерофеев, заявив, что перед работой следует отоспаться, завалился на верхнюю полку и захрапел. Спал он, впрочем, чутко, просыпаясь каждый раз, когда в купе кто-то начинал двигаться. Михаил начал скучать. Спасал обильный запас газет и журналов, захваченный в дорогу предусмотрительным майором.