Око Силы. Трилогия. 1937 -1938 годы
Шрифт:
Юрий рассмеялся, встал и накинул на плечи пиджак.
Глава 2. Новое место службы
– Значит, Пустельга Сергей Павлович...
– Пустельга, товарищ полковник. Ударение на последнем слоге...
Поправлять старшего по званию, да еще в кадровом отделе Центрального Управления НКВД, в общем-то, не следовало, но Сергея всегда раздражало, когда его фамилию коверкают. На Украине, откуда он родом, никому не нужно объяснять, что «пустельга» – название маленькой сильной птицы, степного сокола.
Впрочем, пожилой полковник-кадровик, полный лысый мужчина, был настроен вполне благодушно.
– Ну-с, я вас слушаю, товарищ Пустельга...
Вызов в Столицу был для Сергея полной и неприятной неожиданностью. Сюда его не тянуло. В Ташкенте, где он служил уже пятый год, работа ему нравилась. Пустельга, несмотря на свой возраст, был на хорошем счету и считался первым кандидатом на вакантную должность начальника Иностранного отдела Среднеазиатского управления. Оставалось лишь получить чин капитана, однако нежданно-негаданно, в самый разгар давно задуманной им операции по внедрению агентуры в Восточный Синьцзян, он получил приказ немедленно сдать дела и ехать в Большой Дом.
О причинах Сергей догадывался. После ликвидации банды врага народа Ягоды в Столичном управлении образовалось немало вакансий. Мысль служить в Столице не вызывала энтузиазма. Сергей уже работал там полгода, после окончания училища, и служба в огромном городе, под самым оком высшего начальства, оставила неприятные воспоминания. Ташкент нравился больше, но мечтой оставалась служба на родине – на Украине, лучше всего – в знакомом с детства Харькове. Увы, выбирать ему не приходилось.
– Я вас слушаю, – повторил толстяк-полковник и поднял на Сергея удивленный взгляд. Надо было отвечать. Командировочное предписание он уже успел вручить, поэтому оставалось повторить уже известное. Он, старший лейтенант Сергей Павлович Пустельга, украинец, 1913 года рождения, из рабочих, член ВКП(б), до недавнего времени заместитель начальника Иностранного отдела Среднеазиатского управления, прибыл по вызову...
Кадровик удовлетворенно кивнул и начал неторопливо рыться в горе папок, загромождавших огромный стол. Сергей еле заметно поморщился: людей из отдела кадров он всегда недолюбливал. Даже в бумагах не могут навести лад, будто это не их работа! Оставалось ждать – и, заодно, рассматривать кабинет. Ничего в нем особенного не было: непременные шторы, закрывавшие окна, высокая ажурная лампа синего стекла, громоздкие стулья, шкаф с нечитанными белыми томиками сочинений Ленина. И полковник-кадровик тоже был самым обычным. Но вот некто, сидевший в углу и внимательно читавший бумаги из старой пожелтевшей папки...
Этого человека Сергей заметил с порога. Неудивительно – на неизвестном были петлицы комбрига. Однако тот сразу махнул рукой, приглашая не обращать на него внимания. Несмотря на то, что гость почти утонул в огромном кресле, можно было понять, что он очень высокого роста, худ и широк в плечах. Лицо – красивое, хотя уже немолодое, вначале показалось Сергею загорелым дочерна, но затем он сообразил, что оно пунцово-красное, точно от ожога. Глаза же были странными, какими-то бесцветными.
Имелась во всем этом еще одна странность. На комбриге была гимнастерка, но не с привычными эмблемами, а почему-то с саперными топориками. Понять, что делает краснолицый комбриг-сапер в кабинете Центрального Управления НКВД, было достаточно сложно.
– Ну-с, – заметил кадровик, – кажется нашел!
Зашелестели бумаги.
– Пустельга Сергей Павлович... Тэк-с, Тэк-с...
Он углубился в чтение. Очевидно, это было личное дело Сергея – папка, в которую он давно мечтал заглянуть.
– Тэк-с, тэк-с... Учились в колонии имени Дзержинского... Похвально, похвально, товарищ старший лейтенант!.. Это у Макаренко?..
– Так точно!
Пустельга у невольно улыбнулся. Колония имени Дзержинского – высшая аттестация для молодого чекиста.
– Отец – член партии с 1915-го. Погиб под Орлом... Вы, стало быть, бывший беспризорник...
Кадровик не спрашивал, а просто проговаривал вслух то, что записано в бумагах. Сергей вновь усмехнулся: несколько лет голодной, но бесшабашной жизни на околицах Харькова теперь воспринимались как странный, хотя и увлекательный сон. А ведь было! И скажи тогда кто, что Сережка Крест станет через несколько лет сотрудником ВЧК!..
– Училище, стажировка в Столице... У Фриневского стажировались?
– Так точно!
Фриневский, как уже успел узнать Сергей, был теперь крупной фигурой – заместителем самого товарища Ежова.
– Ташкент... Сами попросились. Хорошо, хорошо!.. Узбекский выучили, уйгурский... Но вы же, извините, на узбека не похожи!..
Сергей лишь вздохнул. Очевидно, кадровик прочитал, что его, тогда еще лейтенанта, внедряли в эмигрантскую военную организацию.
– Это было в Яркенде, там много русских. Белогвардейцев... Я занимался ими. Националистическим подпольем ведал другой отдел, товарищ полковник. Я же из Иностранного...
– Знаю, знаю!
Толстяк махнул рукой, и Сергей вновь сдержал усмешку, подумав, скольких шпионов удалось тому раскрыть за свою жизнь. Сам же старший лейтенант мог гордиться – и было чем. Две медали – не шутка, а за агента БШ-13, он же курбаши Шо, его благодарил лично нарком...
– ...Смел, инициативен, особо успешно работает при планировании и проведении сложных, неординарных операций...
Очевидно, это было из его последней, еще неизвестной Сергею характеристики. Слова были обычными, казенными, но все-таки слышать такое было приятно.
– Обладает особыми природными способностями, помогающими в работе...
Полковник пробежал глазами только что прочитанную фразу и удивленно поднял глаза на Сергея. Тот замялся.
– Ну, понимаете... Я почти всегда чувствую, если люди говорят неправду. Когда ведешь допрос, очень помогает. И я иногда могу угадывать, что человек думает. Не всегда, конечно...
– А-а-а, – протянул кадровик. – Это понятно, это правильно!..
Пустельга облегченно вздохнул. Хорошо, что толстяк не стал расспрашивать дальше, иначе Сергею пришлось бы продемонстрировать сеанс угадывания мыслей на самом полковнике. Сделать это было крайне нетрудно.