Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы
Шрифт:
Посреди кухни над кучей осколков стояла Чарова, воздев длани к потолку.
– Так погибла Россия! – бормотала она. – О, родина, о чаша!..
Лунин не стал вмешиваться в размышления о судьбах отчизны. Сняв с плиты чайник, он принялся искать заварку.
– О! – послышалось откуда-то сбоку. – Вечная Тьма, что это? О страх! О предрассветный кошмар!
Келюс поискал глазами упомянутые Тьму с Кошмаром, и, не обнаружив таковых, обернулся. Искусанный ноготь Станиславы указывал прямо на него. Проследив направление, Лунин догадался – расстегнутый ворот рубашки открывал странное зубчатое колесико на его груди.
– А что? – самым невинным тоном поинтересовался он, наблюдая, как Чарова шаг за шагом пятится к двери. – Почему вы испугались, Стася?
– Знак Силы! Непобедимое Солнце! – поэтесса сглотнула. – Солнце избранных! Оно древнее пирамид, сильнее смерти...
– В что-то знаете об этом?
Келюс подошел ближе, постаравшись отрезать Чарову от двери.
– В Петербурге... На мертвых болотах Петрополя...
– Стася, а по-человечески можете?
– А? – поэтесса с трудом перевела дух. – Я... Я состояла в теософском обществе. Мы читали тайные сказания, мне ведомы все знаки и приметы. У вас на груди знак высшей власти... Кто вы, Николай?
– Да это просто татуировка, – пожал плечами Келюс, – пугаться-то зачем?
– Это не человеческий знак! Его носили слуги Древнего Знания. Мне открыто сокровенное имя, дающее великую власть...
– Какое? – поразился Лунин. – Это дхарский знак, знак Гхела Храброго и его батюшки Фроата.
– Повелевай, властелин! – простонала Чарова, опускаясь на колени. – Мы ждали тебя, и ты явился!..
Глава 7. Марсиане
Чай пили в наскоро прибранной гостиной. Присмиревшая Чарова молча разливала заварку, то и дело испуганно поглядывая на Мика. На Келюса она старалась не смотреть. Оба они между тем уговаривали Председателя Земшара купить себе новый костюм и портфель. Плотников считал, что в крайнем случае можно обойтись и одним костюмом, ежели наволочка необходима поэту для имиджа. Виля только улыбался, уверяя что костюм он проносит еще не один сезон, а на случай зимы имеется прекрасная шинель, подаренная ему четыре года назад в Кронштадте.
Вскоре гость откланялся, воспользовавшись тем, что дождь за окном временно стих. Мик, Келюс и Станислава остались втроем.
...Лунину с трудом удалось успокоить поэтессу и усадить за стол, но как только Огнь пылающий Виля покинул квартиру, Чарову вновь стала бить дрожь. Пришлось поведать Мику о случившемся. По мере того, как рассказ приближался к концу, Станислава снова начала обретать голос, то и дело поминая Непобедимое Солнце и Бегущий Огонь.
– Вы мне не рассказывали! – обиделся Мик. – Этого паука на груди у вас я заметил, но подумал, что это вы хиппуете.
– Да я и сам мало что понимаю, – честно признался Николай.
– Вы Избранник Духа! – торжественно и мрачно объявила Чарова. – Вы несете Весть...
– Постой, постой, – поморщился Плотников. – Стася, давай по порядку. Что может этот... э-э-э-э, извините Николай, Избранник Духа?
– Его сила непобедима! Он поражает взглядом!..
Мик почесал в затылке и взглянул на Лунина. Тот пожал плечами, на секунду сосредоточился и, почувствовав пульсацию на груди, щелкнул пальцами. Мраморные слоники, стоявшие на этажерке в дальнем углу, со стуком покатились по полу.
– Ого! – вскочил Плотников. – Вот это да! Нехило!
– Он слышит Небесное... – продолжала завывать поэтесса, заметно ободрившись. – Ему вещают голоса духов...
– Помилуйте, Стася! – не выдержал Лунин. – Ну какие голоса?
– Постойте, Николай, – вмешался Мик. – Может быть, вам казалось, что это галлюцинация – или сон.
Келюс задумался. Тогда, в лесу, и после, на вершине Чабан-Кермена... Правда, все это могло просто почудиться...
– Не знаю, – отмахнулся он. – Что там еще, Стася?
– Он вступает в Иной Мир и живым возвращается из тьмы. Ему ведома самая великая Тайна Земли и Неба.
Великая тайна? Лунин рассудил, что в этом есть резон. Скантр Тернема, Большие Мертвецы. Око Силы...
– А что? Подходит! – Плотникову пришла в голову та же мысль. – Ну, и что скажете, Николай?
– Да ничего не скажу! – Лунин застегнул рубашку. – В бреду мне привиделся Гхел. А затем – эффект стигматов, бином. Вообразил себе этого паука, он у на коже и отпечатался. Какая-нибудь комбинация воспоминаний. Да и Фрол мог мне как-нибудь рассказать...
– А если нет? – тихо проговорил Мик. – Если вам ничего не привиделось? И Гхел, и Фрол Афанасьевич? Думаете, такого не бывает? Я ведь изучал Папюса...
– О Папюс! – воскликнула Чарова. – О великий провидец!..
В конце концов, дабы не волновать даму, Плотников и Келюс перевели разговор на поэзию, выслушав целый водопад восторгов по адресу носителя наволочки. Вслед за этим с не меньшей страстью Чарова прокляла Маяковского и Цветаеву, а затем прочитала новый вирш, посвященный Мику, начинавшееся словами: «Мой лебедь белый, мой полковник...».
За Келюсом приехали через три дня, когда дождь, наконец, перестал, и Николай, засидевшийся в четырех стенах, решил прогуляться по городу. Он уже выходил из дому, когда заметил неторопливо ехавший со стороны Сумской автомобиль...
Вскоре Николай очутился в знакомом особняке командующего, где его встретил радостно улыбающийся Макаров. Красный шпион усадил гостя в кресло и поспешил сообщить, что просьба «уважаемого господина Лунина» о поездке на фронт удовлетворена, а посему выезжать следует немедленно. Группа иностранных корреспондентов, с которой его отправят, уже ждет у подъезда.
...Все эти месяцы они виделись всего лишь пару раз. Макаров явно избегал читавшего шпионские мемуары Лунина, а тому совершенно не хотелось общаться с агентом ВЧК...
Николай, и не думавший ехать на фронт, отказываться все же не стал. Вопрос был явно решен без его участия. Лунину вручили пропуск и провели к возбужденной группе корреспондентов, обвешанных большими квадратными фотоаппаратами. Некоторые из особо усердных тащили с собой даже павильонные обскуры на треногах. Первые же услышанные слова (сразу на нескольких языках) многое разъяснили. На фронте под Орлом началось наступление.