Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы
Шрифт:
– Алия! – констатировал Келюс. – А кто-то, бином, говорил, что не приехала.
– Ремиз! – растерянно воскликнул Корф. – Первый раз в жизни такое. Прошляпили! Десять суток ареста!..
Алия запела, но Лунин слабо вслушивался, ему было не до сомнительных вокальных достоинств певицы. Если барон со всем своим опытом не заметил, как Алия проникла в здание, то приходилось признать, что к этой экспедиции они подготовились из рук вон плохо.
Место рядом с Николаем пустовало – билет был у Коры, но девушка до сих пор не появилась. Фрол пару раз выразительно поглядывал на Келюса, в ответ тот лишь пожимал плечами, хотя понемногу начинал волноваться. Между тем, после нескольких песен обстановка в зале постепенно накалялась. Наконец зазвучало «Дорогой, ты улыбнулся», и некоторые наиболее рьяные поклонники полезли прямо на сцену. Заработали милицейские дубинки, по проходу повели первых задержанных. Лунин уже намеревался высказаться по поводу всего происходящего, как вдруг почувствовал легкое движение воздуха перед самым лицом. Ветер был неожиданно холодный, вызывающий озноб. Келюс бросил взгляд налево, где только что было пустое кресло и обомлел: там сидела Кора. Девушка выглядела очень бледной. То ли из-за плохого освещения, то ли по иной причине, но кожа на ее лице казалась странного желто-зеленого цвета.
– К-кора... – оторопел Лунин. – Ты... у тебя все в порядке?
– Волков там, – еле слышно отозвалась она. – С ним еще двое. Они переоделись, но я их сразу узнала. Боюсь, они меня тоже, но я успела уйти.
– Волков тут, – шепнул Келюс барону, а тот передал по цепочке дальше.
Первое отделение подходило к концу, и Алия начала петь свой знаменитый шлягер, посвященный переживаниям вдрызг пьяной женщины. Девчонки-пэтэушницы заранее вопили от восторга, кто-то принялся танцевать прямо в проходе, но тут над правым флангом взвилось трехцветное знамя, крепкие руки развернули транспаранты, плохо видимые в полутьме, и голоса, усиленные мощными мегафонами, заревели на весь зал:
– Долой сионизм! До-лой си-о-низм! До! лой! си! о! низм!
Зал ответно взвыл. К транспарантам потянулись ручищи, но патриоты были явно готовы к такому навороту. Вокруг транспарантов, флага и людей с мегафонами сомкнулась живая стена.
– О чем это они? – поразился барон. – Или у вас так принято?
Мик вкратце объяснил кузену из канадской провинции значение упомянутого патриотами термина. Барон глубоко задумался, а затем, нерешительно осведомился:
– Но... мон шер, разве мадемуазель Алия – тоже? В мое время... То есть, у нас в Канаде ее приняли бы скорее за хивинку... туркменку... татарку...
– До-лой! До-лой! Си-о-низм! – продолжали стонать патриоты.
– Эх, дядя Майкл! – снисходительно пояснил Мик. – У нас сейчас что татары, что узбеки, – все они тоже...
– Как? И узбеки? Однако... – Корф окончательно растерялся.
У эстрады между тем заваривалась серьезная каша. Первый натиск патриоты отбили успешно. Неорганизованные и необученные болельщики отступили, милиция же по-прежнему не двигалась с места, словно происходящее ее не касалось. Алия все еще пела, совершенно не замечая беспорядка. У Келюса мелькнула мысль, что певица напоминает ему биоробота из дурных американских фильмов.
– Люди русские! – неожиданно вострубил бородатый патриот, перекрикивая общий гвалт. – Православные! Покайтесь! Покайтесь, что пришли сюда на игрище бесовское! Раздавим врагов Святой Руси от моря Белого до моря Желтого! Да сгинут предатели, жидами купленные! Черноморский флот был, есть и будет нашим! Спасай Россию!..
Неизвестно, сколько еще длилась бы патриотическая речь, но внезапно в толпу защитников отчизны врезалось несколько крепких молодых людей из охраны певицы. Их было немного, но в руке у каждого из них, словно пропеллер, вращались нунчаки. Послышались сдавленные крики, один из транспарантов упал, трехцветное знамя накренилось в сторону... Тут уж не выдержала милиция, и в свалке замелькали синие мундиры.
– Однако, однако... – бормотал, пораженный до глубины души барон. – Хаживал я на концерты, Плевицкую слушал. Но чтоб такое...
– Ничего, дядя Майкл! – подбодрил его неунывающий наследник. – Это только начало!
Мик словно в воду глядел: внутри группы патриотов произошло заметное движение, и сразу несколько рук метнули в толпу продолговатые предметы, похожие на плоские бутылки. Через секунду перепуганных зрителей накрыло сизое облако.
Первым опомнился Корф. Принюхавшись, он деловито заметил:
– Господа! Газы! Как под Стоходом в 16-м, ей-богу!
– Уходим! – скомандовал Келюс. – Мик, Михаил, Фроат, прикрывайте Лиду!
Сам он повернулся к Коре, но та лишь слабо улыбнулась:
– Не беспокойтесь за меня, Николай. Не потеряюсь.
Паника в зале нарастала, первые беглецы уже устремились к спасительному выходу. Времени терять было нельзя. Барон и Мик, выскочив в проход, образовали временный заслон, позволяя всем остальным выйти. Несколько раз их крепко пихнули, Плотникова чуть не сбили с ног, но рука прадеда удержала его на месте. Наконец все, включая Келюса и Кору, вышли за ряд кресел и быстро направились к выходу. Толпа напирала, пришлось взяться за руки, чтобы не упасть и не потеряться.
В зале, между тем, творилось нечто неимоверное. Патриоты, бросив в толпу еще с десяток емкостей, надели респираторы и ровным строем двинулись к выходу, всеми способами расчищая себе путь. Зал кипел. Его дальние углы еще сидели в растерянности, но центр уже вскочил, задыхаясь в клубах едкого газа. Кто-то упал, его тут же принялись топтать, а над всем стоял дикий крик сотен голосов. Алия же допела песню и поклонилась, словно ожидая от агонизирующего зала аплодисментов. Постояв минуту, она спокойно удалилась, помахав зрителям рукой, а невидимый ведущий объявил об окончании первого отделения. Словно по команде, милиция, давно надевшая респираторы, исчезла, и бегущие в ужасе зрители оказались предоставленными сами себе.
Лунин успел трижды мысленно поблагодарить Мика, купившего билеты недалеко от входа. Всю компанию буквально вынесло наружу. Они уже переступили, вернее, перескочили порог, навстречу серому осеннему вечеру, как вдруг Николай заметил, что бежавший рядом с ним паренек лет пятнадцати оступился и тут же исчез под ногами толпы. Какая-то девчонка закричала, зовя на помощь, но никто из десятков охваченных страхом людей ее не слышал. Келюс оглянулся, поймал взгляд Фрола и нырнул прямо в толпу. Ему несколько раз попали чем-то острым по спине и бокам, кто-то въехал локтем прямо в челюсть, но уже через минуту Лунин вцепился в упавшего и рванул на себя. Поначалу это не удалось, но тут чьи-то руки схватили за плечи потерявшего сознание парня и легко подняли – Фроат стоял прямо посреди толпы, широко расставив ноги, и люди обтекали его, словно дхар был из камня...
Наконец, все собрались в стороне от главного входа, где народу было поменьше. Публика, выбегая из зала, мчалась к станции метро, навстречу подъезжавшим милицейским машинам. Никто серьезно не пострадал. Келюсу и Фролу досталось изрядно, но до членовредительства все же не дошло. Парень, вытащенный дхаром из толпы, по-прежнему не приходил в сознание. Девчонка, звавшая на помощь, стояла рядом и ревела, повторяя: «Убили! Убили!»
Первым опомнился Фрол. Цыкнув на девицу, он велел ей бежать к одной из прибывших машин скорой помощи. Та, сообразив, рванула так, что на асфальте остались туфли на высоких «шпильках». Дхар склонился над потерпевшим и нащупал пульс.