Око Силы. Трилогия. 1991 -1992 годы
Шрифт:
– Венгерских солдат, – пояснил всезнайка-Келюс.
– Совершенно верно, Николай, – подтвердил Корф. – Воевали они, признаться, неплохо, но к этому времени мы, то есть та дивизия, о которой в книжке написано, измотала их изрядно. Им на подмогу перебросили два немецких батальона. И вот этот капитан, господа, с отделением был послан выяснить, что там затевается.
Полковник грустно вздохнул.
– Разболтался я что-то, извините... Обожаю, мон шер Мик, военную историю!.. Так вот, немецкий штаб стоял на хуторе и охранялся образцово. Можно было, конечно, вломиться, нашуметь, наскандалить. Но я... то есть, этот капитан, поступил проще. Там было всего две дороги, ведущие на хутор. Капитан поставил по пять нижних чинов в засаду возле каждой и уже через три часа прихватил «языка». С тем и отбыл, без единого выстрела и, естественно, потерь. Правда, комарье, поверите ли, чуть не съело!
– И как? – поинтересовался Келюс. – Наградили этого капитана?
– А как же! – встрепенулся Корф. – Владимир с мечами и бантами! Вообще-то могли дать и Георгия, ведь, господа, «язык»-то был первоклассный. Полковник, да еще с документами!
– Я тебя понял, Михаил, – вмешался Фрол. – Станем у обоих входов и подстережем Волкова, когда он с концерта пойдет.
– Естественно. Придется поскучать, конечно, зато все сделаем чисто – и проследим до самой берлоги. Ведь у нас есть авто, Мик?
– Хорошо придумано, Михаил Модестович, – вмешалась Кора, – но это не поможет. Волков может не пойти через обычный вход...
– Перекроем запасной, – вмешался Келюс.
– Он не пойдет и через запасной. Волков очень осторожен, никто не видит как он приходит, и как он уходит...
– Подземный ход? – загорелся Плотников. – В таких залах всегда что-нибудь такое предусматривают – для начальства.
– Он может оказаться внутри и без подземного хода. Волков это умеет. Если он и будет на концерте, то не в зале. Значит, надо обязательно пройти за кулисы...
– Ну, раз такой ремиз, – решил барон, – попробуем с дверью.
– Не надо, – грустно улыбнулась девушка. – Туда пойду я. Я тоже... В общем, я смогу пройти. И кроме того, я его почувствую...
– Кора! – встревожился Фрол. – А ведь он, елы, тебя тоже почует!
– Там буду не одна я... такая. Если что, успею уйти.
И девушка как бы случайно прикоснулась к груди, где, как помнил Фрол, висел крестик, подаренный Варфоломеем Кирилловичем.
– Итак, принимается, – решил Келюс. – Двое стерегут входы, Кора проходит внутрь... Да, кто эти двое?
Барон и Мик тут же вызвались идти в дозор.
– Дежурить весь концерт не стоит, – продолжал Лунин. – Надо дождаться начала, убедиться, что Волков там, а потом минут за десять до окончания выйти.
– Когда Алия будет петь на «бис», – вставил Мик.
– Именно. Все остальные будут в зале. Получим, бином, эстетическое удовольствие и понаблюдаем. Все решили?
– А меня слушать не будете? – с обидой в голосе вопросил Плотников. – Я всех тусовщиков обошел, старался!..
...Навестив своих эстрадных знакомых, Мик сумел узнать что намечается скандал. Несколько наиболее оголтелых патриотических группировок, ратующих за народную нравственность, готовились прийти на концерт во всеоружии и дать бой заезжей диве.
Келюс рассудил, что подобная заварушка скорее поможет, чем помешает. Правда, в этом случае всем надо держаться вместе и желательно – подальше от дебоширов.
– Ну, так чего? – не понял его опасений Мик. – Возьмем «стволы»...
Он не успел договорить и осекся. Лида, которая, казалось, безвозвратно витала в мире галереи Уффици, отложила альбом в сторону и внимательно слушала беседу.
– Я... это... – промямлил Плотников, но было поздно. Курносая художница медленно встала, глядя на всю компанию с плохо скрытым испугом.
– Лид, ты чего? – Фрол тоже вскочил, исподтишка демонстрируя Мику кулак.
– Ребята... – растерянно проговорила любительница авангарда. – Вы... вы что, бандиты?
Келюс и Фрол растерянно переглянулись, барон же изрядно смутился.
– Кого-то выслеживаете, постоянно говорите о каких-то тайнах, об оружии... Фрол, Николай, да вы что? Вас же арестуют!
Келюс только вздохнул. Оказывается, Лида умела замечать в жизни еще кое-что, кроме Ренуара и Комара с Меламидом.
– Когда вы пропали, Николай, я подумала, что вы действительно – демократ, с вами сводят счеты совковые козлы. Вы, Мик, так хорошо об этом выступали по телевидению. А выходит, на самом деле вы...
– Господа! – воззвал Корф. – В самом деле, скверно получается! Лидия может решить, что мы, с позволения сказать, галантерейщиков грабим! Николай, следует рассказать...
– Нет, – поморщился Лунин. – Михаил, не забывайте, чем мы заняты. Лида, поймите, то, что мы делаем, – очень опасно. Вам лучше об этом не знать...
– Да, конечно, – в голосе девушки звучали одновременно обида и страх. – Я... я пойду. Фрол, не провожай меня.
Дхар вскочил, бросился вслед за Лидой, а затем неуверенно остановился. Хлопнула входная дверь.
– Беги за ней, чукча! – велел Келюс. – Расскажи ей... что сможешь!
Фрол растерянно произнес «ага» и исчез.
Дхар вернулся поздно, когда все, кроме Келюса, уже спали. Не став вдаваться в подробности, он сообщил, что рассказал Лиде историю с партийными документами. О прочем, во что с первого раза поверить невозможно, дхар, естественно, умолчал. Вид у него при этом был весьма невеселый.
...Барону спалось скверно. То и дело снились кошмары. В привычные фронтовые сновидения врывалась всякая нечисть и нежить, вместо комиссарских шинелей под прицелом пулемета оказывались красномордые упыри, которых обычные пули не брали, запас же серебряных был разворован шкурами-интендантами... Проснувшись в очередной раз в холодном поту, Корф взял пачку сигарет и направился на кухню. Не став включать свет, он сел на стул возле окна и жадно затянулся, надеясь прогнать одурь.
Внезапно барон понял, что он не один. Рядом с ним тихо, настолько, что не было слышно дыхания, стояла Кора. Корф вздрогнул от неожиданности, всмотрелся, и его вновь передернуло – от девушки шло еле заметное зеленоватое свечение.
– Не спится, Михаил? – одними губами, почти без всякого выражения, спросила Кора.
– Нет... да... в общем, по всякому, – растерялся полковник. – Кошмары, сударыня, замучили. Упыри мерещатся, кол им всем осиновый!
Тут он сообразил, что сморозил явную глупость, но извиняться было еще несуразней.